Нигде посередине

И она заплакала ещё горше. Что делать с плачущими девушками, я не знал, но зато мне пришла в голову идея, как можно её согреть. Я опять вылез на улицу, нашёл инструкторскую палатку, поскрёбся у входа и сказал им, что у меня есть девушка, она промокла и очень замёрзла, и не могли бы они, пожалуйста, пустить её в свою палатку погреться на остаток ночи. Мне казалось, что аргумент был убийственный, я же не себя прошу пустить, а инструкторы обязаны быть джентльменами. Инструкторы же оказались совсем наоборот. Они были очень недовольны, что их разбудили, и в один голос заявили мне со всей определённостью, что мокрая холодная девушка им нахуй не нужна и что если мне самому её так жалко, то брал бы я в руки лопату и шёл окапывать палатку. В соседней палатке тоже кто-то подал голос и посоветовал мне, выражаясь культурно, идти и греть её в полную меру моих мужских способностей. Раздался смех. Дождь не прекращался. В нашей палатке к тому времени было уже на палец воды, и окапывать её, конечно, надо было с вечера, а не сейчас, когда было уже поздно. Что касается альтернативной идеи, то я бы погрешил против истины, если бы сказал, что я был совсем уж неиспорченным младенцем, и пропустил её мимо ушей. Но, даже если отбросить все морально-этические соображения с перспективой получить по морде, то мокрая, синегубая и зарёванная Наташа никаких эмоций, кроме жалости, не вызывала, и мне пришлось признаться перед собой, что этого будет недостаточно и что мужик из меня, похоже, никудышный. Зато идея с окапыванием показалась мне заманчивой, несмотря на свою очевидную бесполезность. Побродив с фонариком по лагерю, я нашёл сапёрную лопатку и остаток ночи провёл на коленях в луже воды, ковыряясь лопаткой в моренном щебне, и постепенно даже устроил вокруг палатки что-то вроде кривого и неровного рва. К тому времени, когда я закончил работу, начало светать, и дождь внезапно прекратился. Дело рук моих было, конечно, абсолютно непродуктивное, но зато за этим занятием я согрелся, хоть и промок со спины, а зрелище солнечного восхода в горах было достойной наградой за все ночные страдания. Я попытался вытащить Наташу из палатки посмотреть на эту красотищу, но она спала, сидя на сбитых в кучу спальниках, всё так же обняв себя за поджатые колени и укутавшись во всё, что смогла найти в двух рюкзаках. Я не стал её будить.

Наутро она сдержала своё обещание и после завтрака ушла вниз, в долину, с какой-то попутной группой. Когда мы тоже спустились с выхода, в альплагере её уже не было, и больше я её никогда не видел. Кажется, мы даже не попрощались.

Зато её слова о том, что «уеду домой прямо сейчас, дома тепло», я сам повторил себе ещё не раз за следующие двадцать дней, и, признаться честно, иногда тоже со слезой в голосе. Сейчас уже можно этого не стесняться.

Вот и вся романтика. А что, вы думали, я вам расскажу?

Второе лирическое отступление