Нихон сёки. Анналы Японии

Таким образом, представляется, что магическая граница между временами решена в тексте стилистическими средствами, кроме того, по-видимому, этому фрагменту авторы придавали большое значение. В сущности, появление и нанизывание этих метафор никак не мотивировано предшествующим повествованием, однако поданы они весьма значительно, как событие, потребовавшее точной датировки и указания на место развертывания. И, таким образом, вторая цель приведенных в конце 3-го свитка речений богов, можно думать, состоит в соположении этих мифологических метафор, как неких синонимов, образующих сложный квазилитературный образ.

Развивая далее эту тему работы со словом в «Нихон сёки», коснемся вкратце лингвистических замечаний авторов.

И в «Кодзики», и в «Нихон сёки» встречается немало этиологических сюжетов, заканчивающихся словами «вот почему это место прозвали так-то». Притом в «Кодзики», как правило, это и в самом деле мифологический рассказ о происхождении топонима. В «Нихон сёки» тот же ход преобразован уже в свете истории языка. Сравним, например:

«Кодзики»:

«Тогда они взяли щиты (яп. татэ), в ладье уложенные, сошли [на берег] и перед ним предстали. Посему и нарекли это место Татэту, Бухта Щитов. Сейчас его называют Кусака-но татэту».

«Нихон сёки»:

«Отступили они до бухты Кусака-но ту, восставили щиты (яп. татэ), и раздался боевой клич. Поэтому переименовали эту бухту и назвали Татэту, Бухта Щитов. Сейчас, бывает, называют Тадэту, Бухта травы тадэ, но это неправильно».

Рассмотрим другой фрагмент.

«Кодзики»:

«…встали они насупротив, так, что река отрезала их друг от друга, и начали вызывать (яп. идоми) друг друга на бой. Посему эта местность получила имя и стала зваться Идоми. (Теперь зовется Идуми)».

«Нихон сёки»:

«Стали они бросать друг другу вызов (яп. идоми). Поэтому-то люди того времени переменили название реки и стали называть ее Идоми-гапа. Сейчас ее называют Идуми-гапа, но это неправильно».

В вышеприведенных парах обращает на себя внимание то обстоятельство, что для «Кодзики» имя, которым нарекается местность в мифологическом сюжете, является первоименем, и повествования такого рода — история топонимической классификации мира. Для авторов «Нихон сёки», как показывают эти примеры, было важно указать, что сначала место имело одно название, потом, в результате легендарного события было дано второе название, затем оно со временем было искажено и появилось третье. Из этих трех названий правильным признается второе, как правило, связанное с деяниями персонажей области Ямато и данное «людьми того времени». Бывает, что первое название не указывается, но все равно по поводу третьего названия авторы «Нихон сёки» всюду повторяют, что «это неправильно». Разумеется, данное утверждение есть отсылка к «истинной истории», однако хочется высказать догадку, что в данном случае авторы размечают не только политическую историю, но и историю языка.

К истории такого же рода, на наш взгляд, относятся содержащиеся в «Нихон сёки» указания на происхождение разного рода паремий — вроде пословиц («бойся вернувшейся стрелы», «была бы лестница, тогда и до кладовой богов поднимешься», «люди ама любят шуметь попусту», «хоть и не стонущий олень, а сон все же сбылся»; «будь ты и ама, а из-за собственного имущества плакать приходится» и др.).

Объяснение происхождения устойчивых словосочетаний в «Нихон сёки» нередко носит характер, позволяющий назвать эти фрагменты текста ранними поэтологическими рассуждениями. Так, например, часто встречающееся в песнях «Манъё:сю:» название водорослей нанорисо, означающее также «не говори имя» (то есть «храни тайну нашей любви») впервые встречается в «Нихон сёки». Когда возлюбленная правителя сложила песню и исполнила ему, «сказал тогда государь Сотопоси-но иратумэ: „Пусть никто другой не услышит этой песни. Узнает государыня, и возревнует не на шутку“. Потому люди того времени и назвали прибрежные водоросли нанорисо-мо, „водоросли не-говори-свое-имя“».