Никогда не влюбляйся в повесу

И в этот момент волна ослепляющей боли вновь нахлынула на него – охнув, Ротуэлл согнулся вдвое. Стены коридора надвинулись на него с двух сторон, перед глазами все поплыло.

– Иисусе! – прохрипел он, судорожно вцепившись рукой в перила.

– Милорд! – подоспевший Трэммел подхватил его сзади. – Вам нужно лечь в постель.

Ротуэлл, заставив себя разогнуться, оттолкнул дворецкого.

– Принеси мне бренди! – просипел он. – Проклятие… не вздумай изображать из себя сиделку, Трэммел! Я сам в состоянии добраться до кровати…

Но тварь, глодавшая его изнутри два последних дня, с каждым мгновением набирала силы. Прошлую ночь в Селсдоне Ротуэлл ни на секунду не сомкнул глаз и к утру настолько ослаб, что едва смог проглотить крошечный кусочек тоста.

К его удивлению, Трэммел категорически отказался принести ему бренди, и Ротуэлл очень скоро убедился, что спорить с ним бесполезно. Вместо этого дворецкий молча и быстро делал то, что обязан был, по его мнению, сделать: разобрал постель, стащил с барона сапоги, помог ему переодеться в чистую рубашку. Возможно, Трэммел лучше его самого догадывался, что за этим последует: не прошло и часа, как у Ротуэлла началась кровавая рвота, что еще удесятерило его муки. Когда приступ закончился и жгучая боль, разрывавшая его внутренности, слегка притупилась, совершенно обессиленный Ротуэлл рухнул в постель. Чин-Чин, положив узкую мордочку на лапы, испуганно таращился на хозяина.

– Ну и что ты об этом думаешь, Джим? – сипло прошептал Ротуэлл, улучив момент, когда Трэммел ненадолго вышел. – Как, по-твоему, эта гадина с косой явится за мной уже сегодня? Или решит помучить еще немного?

Крохотный спаниель издал какой-то тоскливый звук – нечто среднее между стоном и воем – и поглубже зарылся в одеяло. Ротуэлл, закрыв глаза, погладил шелковистую голову собаки. Ему тоже хотелось завыть. Много лет подряд он медленно убивал себя, стараясь поскорее свести счеты с опостылевшей ему жизнью, – и, похоже, его желание вот-вот исполнится – по горькой иронии судьбы именно теперь, когда он вдруг стал ценить ее…

А в доме на Ганновер-стрит Камилла как раз очень удачно взяла подряд три взятки и ждала, когда лорд Шарп будет сдавать, когда в гостиную на цыпочках прокрался дворецкий с серебряным подносом в руках. Почтительно склонившись к ее плечу, он подал ей сложенную записку.

– Вам письмо, миледи, – пробормотал он. – От мистера Трэммела.

– О Господи! – всполошилась леди Шарп. – Что-то случилось?!

Камилла поспешно пробежала записку глазами.

– Ротуэлл заболел, – вскочив на ноги, пробормотала она. – Боже мой, я должна идти!

Не прошло и двух минут, как она, закутавшись в плащ, выскочила из дома – леди Шарп предложила поехать с ней, но Камилла вежливо, но решительно отказалась. Сердце у нее заледенело от страха – должно быть, Кирану очень плохо, в противном случае Трэммел не послал бы за ней.

На крыльце, дожидаясь ее приезда, топтался лакей.

– Где Трэммел? – крикнула она, поспешно стаскивая с себя перчатки.

– Наверху, мэм. – Лакей бросился принять у нее плащ. – Велел вам передать, что его светлости лучше и он сейчас отдыхает.

– Мерси. – Камилла вихрем взлетела по лестнице. У дверей спальни ее поджидал Трэммел, лицо у него было озабоченное. – Как он? – с тревогой спросила она. – Что случилось?

Трэммел склонился к ее уху.

– Он ездил в Селсдон-Корт, миледи, – прошептал он, воровато оглянувшись на дверь. – Я так понял, ему стало плохо уже в дороге. Но в этот раз боль долго не утихала. Думаю, она не отпускала его всю ночь… он очень измучен.

Войдя в спальню, она обнаружила, что лампа у изголовья постели погашена – в комнате было бы темно, если бы не разожженный камин, где ярко пылал огонь. Ротуэлл, до середины груди укрытый одеялом, лежал с закрытыми глазами, сбоку примостился Чин-Чин, рука Ротуэлла лежала у него на спине. Увидев хозяйку, песик радостно заскулил и застучал хвостом. Киран тут же открыл глаза.

– А… он все-таки послал за тобой? – пробормотал он, разглядывая ее. – Чертов упрямец, вечно суется, куда не просят! Со мной уже все в порядке.

Камилла пристроилась на краешке постели и вязала его руку в свои. Лицо у него было пепельно-бледным и как будто слегка припухшим, а в остальном он выглядел как обычно.

– Если у тебя достаточно сил, чтобы проклинать слуг, дорогой, возможно, их хватит и на то, чтобы рассказать мне, где ты был? А заодно и почему тебе вдруг стало плохо, – мягко попросила она. – Только уж будь так добр, не говори, что это меня не касается, хорошо? Потому что я решила, что теперь это меня очень даже касается, – с нажимом добавила она.

Взгляд Ротуэлла немного смягчился. Закрыв глаза, он ласково погладил ее руку.

– Я ездил в Селсдон. Это в Суррее. Там у Уорнемов поместье.

– Понятно, – кивнула она. И невозмутимо добавила: – Будь так добр, впредь предупреждай меня, когда уезжаешь надолго, хорошо?

Ротуэлл тяжело вздохнул:

– Знаешь, раньше никто и никогда не беспокоился обо мне.

– А Ксантия? – мягко возразила она. – Она беспокоится… когда ты ей позволяешь.