Никогда не влюбляйся в повесу

– Да, труса. Человека, который не желает бороться, – кивнула она, склонившись к нему. – Ни с болезнью, ни с демонами, поселившимися в его душе. Ты пообещал подарить мне ребенка – ребенка, которого ты должен помочь мне вырастить в любви, ты слышишь меня?! А сам лежишь тут и умираешь! Решил трусливо оставить меня одну?!

Слово «трус» похоронным звоном отдалось в его голове.

– О… кажется, я начинаю понимать, – тусклым, бесцветным голосом проговорил он. – Теперь я догадываюсь, к чему ты клонишь…

Камилла, скрестив руки на груди, повернулась к нему спиной.

– К чему бы я ни клонила, по-твоему, – негромко бросила она, – это уже не важно. Ты мне обещал. Ты дал мне слово. Вряд ли ты сможешь сдержать его, если умрешь! – Из глаз Камиллы брызнули слезы. – Кровь Христова, Киран! – прошептала она. – Неужели ты думаешь, что я вот так просто позволю тебе умереть?!

– Похоже, особого выбора у нас нет, дорогая, – с горькой усмешкой в голосе бросил он. – Тут уж не нам решать. Господь Бог…

– Нет! – резко оборвала она. – Нет! Я не верю. Господь дал нам мозги именно для того, чтобы мы могли решать, что нам делать!

Она порылась в карманах – наверное, разыскивает носовой платок, решил Ротуэлл. Будь все трижды проклято!

– В верхнем ящике шифоньера, – подсказал он. – Возьми сама, хорошо?

– Merci. – Отвернувшись, Камилла зашмыгала носом. Ротуэлл стиснул кулаки, чувствуя, как раздражение, не находя выхода, переходит в глухую ярость. Его душил гнев – на судьбу… на себя самого.

– Прости, Камилла, – смиренно сказал он. – Может, мы могли бы хоть на время забыть об этом? Хотя бы до завтра? А потом можешь проклинать меня сколько твоей душе угодно – если, конечно, я доживу до утра. Иди ко мне, дорогая.

Решительно высморкавшись, Камилла снова подсела к нему. Муж протянул к ней руки и она прижалась к его груди, уткнувшись носом ему в плечо.

– О Киран! – Ее маленькие, нежные руки обхватили его за шею.

Ротуэлл, закрыв глаза, зарылся лицом в ее волосы и глубоко вдохнул – от Камиллы пахло розами… и еще какими-то неизвестными ему пряностями. Пахло ею.

Он любил этот запах. И он любил ее. Пришло наконец время признаться в этом.

И не важно, достоин он ее или нет, он вернется к этому потом. А сейчас ему было достаточно знать, что он любит ее… любит глубоко и нежно. Это было странное чувство, горькое и одновременно сладостное, отравленное сожалением о том, чего уже нельзя изменить. Это была любовь, о которой он никогда не мечтал и от которой ему уже никогда не избавиться, – любовь, которая всегда будет с ним, даже если он уедет на край света. И которую он унесет с собой в могилу.

Но если судьба подарила ему эту любовь, что дурного, если он исполнит ее желание и сделает ее счастливой? Какой смысл теперь стараться держать ее на расстоянии? Сейчас он уже больше не может ни защитить ее, ни скрывать от нее правду.

– Ладно, будь по-твоему, – пробормотал он, уткнувшись лицом в ее волосы. – Можешь завтра прямо с утра послать за доктором, если тебе так будет спокойнее.

– Завтра? – Голос ее оборвался.

Он ласково погладил ее по голове.

– Камилла, неужели одна ночь имеет какое-то значение? – тихо спросил он. – Уверяю тебя, мне значительно лучше. Честное слово. Просто… побудь со мной, хорошо? Здесь, в моей постели. Прошу тебя.

Она подняла к нему мокрое от слез лицо, и он увидел, что она улыбается.

– Très bien, – прошептала она, проглотив слезы. – Но я не знаю, за каким доктором послать? Может, Трэммел сможет кого-то посоветовать?

Ротуэлл уставился в камин – огонь в нем почти догорел и только несколько углей слабо мерцали в темноте.

– Есть один доктор на Харли-стрит, – наконец неохотно выдавил он из себя. – Доктор Реддинг. Номер дома не помню… в самом конце улицы. Прямо с утра попрошу Трэммела послать за ним.

Камилла резко отодвинулась. Ротуэлл зажмурился – взгляд Камиллы не предвещал ничего хорошего.

– Ты его знаешь, – голосом обвинителя бросила она. – Ты ведь уже бывал у него раньше, так?

Ротуэлл неохотно кивнул.

– За пару дней до того, как мы встретились.

В глазах Камиллы вспыхнуло понимание.

– Понимаю, – протянула она. – И… что он сказал?

Ротуэлл криво усмехнулся.

– Что я слишком много пью и слишком много курю, – пробормотал он. – Что много лет не щадил себя… Что слишком долго тянул. Что скорее всего у меня рак желудка или рак печени, и метастазы уже проникли в желудок. И что – учитывая, сколько крови я потерял, – дело зашло… слишком далеко.

Он смотрел, как исказилось ее лицо, как дрожат у нее губы, когда она старается справиться с собой.

– Oui? – пробормотала она. – И какое лечение он тебе назначил?

Ротуэлл обхватил ее лицо ладонями, заглянул в глаза.

– Камилла, – тихо пробормотал он, – мы ведь оба с тобой знаем, что никакое лечение тут уже не поможет. Все, что может доктор, – это немного приглушить боль, когда она станет нестерпимой.

Она яростно замотала головой.