Никогда, никогда

Засовываю в него руку, но ничего не нахожу.

Нет.

Я ощупываю стенки шкафчика, его днище, провожу ладонями по каждому его дюйму.

В нем ничего нет.

Я запускаю пальцы в свои волосы, поворачиваюсь, оглядываясь по сторонам в надежде, что я оставил рюкзак на полу. Я открываю шкафчик Лэндона и выбрасываю все из него на пол. Но рюкзака нет и там. Я открываю следующий шкафчик и делаю то же самое. И следующий. По-прежнему ничего.

Рюкзака нигде нет.

Либо я схожу с ума, либо здесь только что кто-то был.

– Черт. Черт, черт, черт.

Когда содержимое всего этого ряда шкафчиков оказывается на полу, я перехожу к шкафчикам на противоположной стене и начинаю потрошить их. Я заглядываю в чужие рюкзаки, опустошаю чужие спортивные сумки, глядя, как спортивная одежда вываливается на пол. Я нахожу в них все что угодно, от мобильных телефонов и наличных до презервативов.

Но никаких писем. Никаких дневников. Никаких фотографий.

– Нэш!

Я быстро разворачиваюсь и вижу в дверях мужчину, глядящего на меня так, будто он понятия не имеет, кто я и что на меня нашло. Значит, нас уже двое.

– Какого черта ты творишь?

Я смотрю на беспорядок, который я учинил. Это выглядит так, будто по раздевалке пронесся торнадо.

Как же мне выйти из этого положения?

Я только что раскурочил все шкафчики в этой раздевалке. И какое объяснение я мог бы им дать? Я ищу украденные улики, чтобы полиция не арестовала меня из-за исчезновения моей подружки?

– Кто-то… – Я опять обхватываю шею ладонью сзади. Должно быть, это у меня что-то вроде нервного тика – стискивая свою шею, я пытаюсь избавиться от стресса. – Кто-то украл мой бумажник, – бормочу я.

Тренер обводит взглядом раздевалку, и на лице его написан гнев. Он тычет пальцем в мою сторону.

– Убери этот бардак, Нэш! Сейчас же! А затем изволь явиться в мой кабинет! – Он выходит, и я остаюсь один.

Мне нельзя терять времени. Хорошо, что я оставил свою одежду на скамейке, а не в шкафчике вместе с тем, что у меня украли. Ключи от моей машины по-прежнему лежат в кармане моих джинсов. Стащив с себя футбольную экипировку и надев свою обычную одежду, я сразу же иду к двери, но не туда, где находятся кабинеты. Я сразу же направляюсь на парковку.

Прямиком к моей машине.

Мне надо разыскать Чарли. Сегодня.

Иначе я окажусь в тюремной камере, где буду совершенно беспомощен и уже ничего не смогу сделать.

24

Чарли

Я слышу, как отпирается замок, и сажусь. От таблеток, которые дала мне медсестра, я чувствую себя сонной. Я не знаю, сколько времени я проспала, но не может быть, чтобы я пробыла в отключке столько времени, что уже настало время ужина. Однако она входит, неся еще один поднос с едой. Но я совсем не голодная. Интересно, доела ли я те спагетти. Я даже не помню, как ела их. Должно быть, я намного более безумна, чем я думала. Но у меня есть одно воспоминание. Может, сказать ей о нем? Нет, оно слишком личное. Нечто такое, что предназначено только для меня.

– Ужин! – говорит она, ставя поднос на столик. И поднимает крышку, открыв тарелку с рисом и колбасой. Я смотрю на еду с опаской, гадая, не заставит ли она меня опять принять таблетки. И она, словно прочитав мои мысли, снова протягивает мне маленький бумажный стаканчик.

– Вы все еще здесь, – говорю я, пытаясь потянуть время. От этих таблеток я чувствую себя ужасно.

Она улыбается.

– Да. Прими свои таблетки, чтобы съесть ужин до того, как он остынет. – Я высыпаю их в рот под ее взглядом и делаю глоток воды.

– Если ты будешь хорошо себя вести, то, возможно, завтра сможешь немного побыть в комнате отдыха. Я знаю, что тебе наверняка ужас как хочется выйти из этой палаты.

Что значит хорошо себя вести? Пока что у меня не было возможности вести себя плохо.

Я ем свой ужин пластиковой вилкой, пока она наблюдает за мной. Должно быть, я злостная нарушительница дисциплины, если за мной надо следить, пока я ужинаю.

– Вместо комнаты отдыха я предпочла бы сходить в туалет, – говорю я ей.

– Сначала поешь. Я вернусь, чтобы сводить тебя в туалет и в душ.

У меня такое чувство, будто я здесь не пациентка, а пленница.

– Почему я здесь? – спрашиваю я.

– Разве ты не помнишь?

– Разве я спрашивала бы, если бы помнила? – огрызаюсь я. Я вытираю рот и вижу, как она щурит глаза.

– Доешь свою еду, – холодно командует она.

Меня сразу же охватывает злость – из-за того, как она распоряжается каждой секундой моей жизни, как будто это не моя, а ее собственная жизнь.

Я швыряю тарелку через всю комнату, и она разбивается вдребезги об стену, к которой прикреплен телевизор. Рис и колбаса разлетаются во все стороны.

Это было здорово. Это было просто отлично. И мне кажется, это похоже на меня.

Я смеюсь. Запрокидываю голову и смеюсь. Это настоящий хохот, злой хохот.

О боже! Вот почему я здесь. Потому, что я спятила.