– Вчера вечером твоя карта оказалась пустой. – Она проводит ладонью по одной из стопок карт, и они ложатся в ряд. – Я слыхала о таком. Мы
– Что это значит? Что вы можете мне сказать? Как мне найти Чарли? – Вопросы вырываются у меня один за другим, и на каждом я запинаюсь.
– Эта фотография – почему тебя так интересует дом, изображенный на ней? – спрашивает она.
Я открываю рот, чтобы сказать ей о снимке в комнате Чарли, но тут же закрываю его. Я не знаю, могу ли я ей доверять, ведь я ее совершенно не знаю. Она первая, кому известно, что происходит со мной. Это может быть ответом или свидетельством ее вины. Если на Чарли и меня наложили какое-то заклятие, то эта женщина, вероятно, одна из тех немногих, кто знает, как напускать такие чары.
Господи, это же нелепо. Заклятье? Чары? Почему я вообще позволяю себе такие мысли?
– Мне просто было интересно, что означает это название, – отвечаю я, говоря неправду о моих расспросах про этот дом. – А что еще вы можете мне сказать?
Она продолжает двигать стопки карт, но не переворачивает их.
– Что я могу сказать тебе…
Она отодвигается от столика и встает. От ее быстрого движения ее одеяние приподнимается, и я вижу, что она обута в туфли, что заставляет меня усомниться в том, что она и впрямь гадалка. По моим предположениям настоящая гадалка должна быть босой. Или она ведьма? Колдунья? Кем бы она ни была, мне отчаянно хочется верить, что она может помочь мне больше, чем помогла. Судя по моим колебаниям, я, кажется, не из тех людей, кто покупается на всю эту лабуду. Но мое отчаяние сильнее, чем мой скепсис. Если для того, чтобы отыскать Чарли, мне нужно будет поверить в драконов, то я первым возьму в руки меч и пойду сражаться против драконьего огня.
– Должно же быть
Она просто запрокидывает голову и улыбается.
– Сайлас, ответы на твои вопросы находятся у человека, очень близкого к тебе. – Она показывает на дверной проем. – Теперь ты можешь идти. Тебе предстоят напряженные поиски.
Мой отец? Лэндон? С кем еще я был близок помимо Чарли? Я смотрю на занавеску из бус, затем снова на эту женщину. Она уже направляется в сторону двери, ведущей в заднюю часть здания. Я смотрю, как она выходит.
Я тру лицо руками. Мне хочется кричать.
26
Когда я просыпаюсь, в комнате снова чисто. Никакого риса, никакой колбасы, никакого фарфора, чтобы порезать эту стерву.
Ввести Сэмми в бессознательное состояние, принести ей паршивую еду, ввести Сэмми в бессознательное состояние, принести ей паршивую еду.
Но когда она возвращается на этот раз, у нее нет подноса с паршивой едой. Она несет полотенце и маленький брусочек мыла.
– Тебе пора в душ, – говорит она. На сей раз она не столь дружелюбна. Ее губы плотно сжаты. Я встаю, ожидая, что пошатнусь. Инъекция в шею была сильнее, чем таблетки, но сейчас я не чувствую себя такой осоловелой, как прежде. Мой разум ясен, тело готово реагировать.
– Почему ко мне являетесь только вы? – спрашиваю я. – Если вы медсестра, то должны работать посменно.
Она поворачивается и идет к двери.
– Эй?..
– Веди себя хорошо, – говорит она. – В следующий раз ты так легко не отделаешься.
Я закрываю рот, потому что она выводит меня из этой коробки, и мне очень, очень хочется увидеть, что находится за этой дверью.
Она открывает дверь и пропускает меня вперед. Передо мной находится еще одна дверь. Я сбита с толку. Она поворачивает направо, и я вижу перед собой коридор. Справа находится ванная. Я уже несколько часов не ходила в туалет, и как только вижу дверь ванной, мой мочевой пузырь начинает ныть. Она протягивает мне полотенце.
– В душе есть только холодная вода. Не мешкай.
Я закрываю за собой дверь. Это похоже на какой-то бункер. Окон нет, кругом голый бетон. Унитаза нет, есть только отверстие в полу и раковина рядом. Но я все равно использую этот туалет.