Никогда, никогда

Я заснула сама. И мне приснился еще один сон. Сон о том же парне, который привиделся мне первый раз. А может, это был не сон, а мое первое воспоминание? В этом сне тот парень вел меня по какой-то грязной улице. Он смотрел не на меня, а перед собой и двигался, как будто какая-то невидимая сила толкала его вперед. В левой руке он держал фотокамеру. Внезапно он остановился и посмотрел на другую сторону улицы. Я устремила взгляд туда же.

– Вон там, – сказал он. – Посмотри.

Но я не хотела смотреть. Я повернулась спиной к тому, что он показывал мне, и вместо этого уставилась на стену. Затем его рука вдруг отпустила мою. Я повернулась и увидела, как он перешел улицу и подошел к женщине, сидящей на тротуаре, скрестив ноги и прислонясь к стене. Она держала на руках крошечного ребенка, закутанного в шерстяное одеяло. Парень опустился перед ней на корточки, и они долго говорили. Он что-то дал ей, и она улыбнулась. Когда он выпрямился, ребенок заплакал. И он сфотографировал их.

Проснувшись, я все еще видела ее лицо, но на этот раз это был не реальный образ, а фото. То, которое сделал этот парень. Фото оборванной матери с волосами, собранными в узел, глядящей на своего младенца, ротик которого открыт в крике, на фоне облупленной ярко-синей двери.

Когда этот сон завершился, я не ощутила грусти, как в прошлый раз. Мне хотелось встретиться с этим парнем, который документально фиксировал страдания, делая это в таких живых и ярких цветах.

* * *

Я лежу без сна большую часть этой ночи – если это и впрямь ночь. Женщина возвращается, неся завтрак.

– Опять вы, – говорю я. – Ни одного выходного дня… ни одного свободного часа.

– Да, – отвечает она. – У нас нехватка персонала, так что мне приходится работать в две смены. Ешь.

– Я не голодна.

Она протягивает мне бумажный стаканчик с таблетками. Я не принимаю их.

– Я хочу поговорить с врачом, – говорю я.

– Сегодня врач очень занят. Я могу записать тебя на прием. Возможно, он сможет принять тебя на следующей неделе.

– Нет. Я хочу встретиться с врачом сегодня. Я хочу узнать, какие лекарства вы даете мне и почему я здесь.

Я впервые вижу на ее лице что-то помимо приветливой скуки. Она подается вперед, и я чувствую, что от нее пахнет кофе.

– Веди себя прилично, – шипит она. – Здесь ты не имеешь права что-то требовать, ты меня понимаешь? – Она сует мне таблетки.

– Я не стану их принимать, пока врач не скажет мне, почему я здесь нахожусь, – говорю я, показав кивком на стаканчик. – Вы меня понимаете?

Мне кажется, что сейчас она меня ударит. Моя рука нащупывает кусок трубы у меня под подушкой. Мышцы моих плеч и спины напрягаются, ступни прижимаются к плиточному полу. Я готова наброситься на нее, если это будет необходимо. Но медсестра поворачивается, вставляет ключ в замок и выходит. Я слышу щелчок замка и снова остаюсь одна.

29

Сайлас

– Я не могу поверить, что тебе это сошло с рук, – говорю я ей. Я опускаю руки на ее талию и прислоняю ее спиной к двери ее спальни. Она кладет ладони мне на грудь и смотрит на меня с невинной улыбкой.

Я смеюсь и припадаю губами к ее шее.

– Значит, это дань уважения истории твоей семьи, да? – смеюсь я, осыпав поцелуями ее шею и приблизившись к ее рту. – Что же ты будешь делать, если когда-нибудь расстанешься со мной? Тебе так и придется жить в доме, окрещенным тобой в честь выражения, которое ты использовала в сношениях с твоим бывшим бойфрендом.

Она качает головой и отталкивает меня, чтобы пройти мимо.

– Если я когда-нибудь решу расстаться с тобой, то просто попрошу своего отца изменить название нашего дома.

– Он бы никогда не сделал этого, Чар. Он думает, что та лапша, которую ты навешала ему на уши, это что-то гениальное.

Она пожимает плечами.

– Тогда я сожгу его дотла. – Она садится на край своего матраса, и я сажусь рядом и укладываю ее на спину. Она хихикает, когда я склоняюсь над ней. Она так прекрасна.

Я всегда знал, что она прекрасна, но в этом году она особенно расцвела. Я смотрю на ее грудь и ничего не могу с собой поделать. Они стали такими… совершенными в этом году.

– Как ты думаешь, твои груди уже перестали расти? – спрашиваю ее я.

Она смеется и шлепает меня по плечу.

– Ты отвратителен.

Я касаюсь пальцами выреза ее футболки. И провожу ими, пока не дохожу до впадины на ее футболке.

– Когда ты позволишь мне увидеть их?

– Jamais Jamais, – говорит она, смеясь.

Я испускаю стон.

– Полно, малышка Чарли. Я люблю тебя уже четырнадцать лет. Это же чего-нибудь да стоит – ты должна разрешить мне посмотреть на них, коснуться их.

– Нам четырнадцать лет, Сайлас. Попроси меня об этом, когда нам будет пятнадцать.

Я улыбаюсь.

– Со мной это должно случиться уже через два месяца. – Я приникаю губами к ее губам и чувствую, как ее грудь вздымается навстречу моей и как она быстро втягивает в себя воздух. Господи, какое мучение.

Ее язык проникает в мой рот, ее рука обхватывает мой затылок и притягивает меня к ней. Какое сладкое, сладкое мучение.