Никогда, никогда

– Аудиторы не могли понять, куда подевались деньги, так что они предположили, что-либо Бретт, либо наш отец спрятали их на каких-то офшорных счетах. Перед судом был один период, когда папа не спал три дня. Он изучил все детали каждой сделки, заключенной за последние десять лет. Как-то вечером он вышел из своего кабинета, держа в руке какие-то досье. И сказал, что он нашел, куда Бретт дел пропавшие деньги. У него наконец появилась информация, которая была ему необходима, чтобы возложить на Бретта вину за все то, что произошло. Он позвонил своему адвокату и сообщил ему, что передаст ему доказательства, как только поспит пару часов. Но на следующий день… он не смог найти их. Он набросился на тебя, поскольку решил, что ты предупредил об этом Чарли. Он до сих пор считает, что это Чарли украла те досье. Она отрицала это – и ты тоже. А без тех доказательств, которые, по его словам, у него были, Бретту никак не могли предъявить обвинения по всем пунктам. Вероятно, он выйдет из тюрьмы уже через пять лет за хорошее поведение, но, судя по тому, что говорит наш отец, эти досье отправили бы его в тюрьму до конца жизни.

Господи. Ничего себе.

Я поднимаю палец.

– Я сейчас вернусь. – Я выскальзываю из нашей кабинки и, выбежав из ресторана, мчусь прямиком к моей машине. И ищу в ней еще бумагу для заметок. Когда я возвращаюсь, Лэндон продолжает сидеть в кабинке. Я не задаю ему новых вопросов, пока не записываю все то, что он мне сейчас сказал. А затем выдаю ему информацию просто для того, чтобы посмотреть, как он отреагирует.

– Это я забрал эти досье, – говорю я Лэндону. Я смотрю на него, и он щурит глаза.

– По-моему, ты сказал, что ничего не помнишь.

Я качаю головой.

– Да, так оно и есть. Но я записал сведения о тех досье, которые я спрятал. Как ты думаешь, почему я решил их взять, если они могли доказать невиновность нашего отца?

Лэндон на минуту задумывается, затем качает головой.

– Не знаю. Кто бы их ни взял, этот человек так ничего с ними и не сделал. Так что ты мог скрыть их только по одной причине – для того, чтобы защитить отца Чарли.

– С какой стати я мог хотеть защитить Бретта Уинвуда?

– Возможно, ты защищал его не ради него самого, а ради Чарли.

Я роняю ручку. Точно. Единственная причина, по которой я мог взять эти досье, это желание защитить Чарли.

– Она была близка со своим отцом?

Лэндон смеется.

– Очень. Она была воплощением папиной дочки. Честно говоря, думаю, единственным человеком, которого она любила больше тебя, был ее отец.

У меня такое чувство, будто я решаю головоломку, хотя это отнюдь не та головоломка, которую мне следует решать. Насколько я знаю прежнего Сайласа, он был готов на все, лишь бы Чарли была довольна. В том числе готов был постараться уберечь ее от правды об ее отце.

– А что произошло со мной и Чарли после этого? Я хочу сказать… если она так любила своего отца, можно подумать, что, раз мой отец посадил его за решетку, она вообще утратила всякое желание разговаривать со мной.

Лэндон качает головой.

– Ты был единственным, что у нее осталось, – говорит он. – Ты все это время оставался рядом с ней, и ничто не злило нашего отца так, как сознание того, что ты не поддерживаешь его на все сто процентов.

– А я считал, что наш отец невиновен?

– Да, – отвечает Лэндон. – Просто ты открыто отказывался встать на чью-то сторону, когда речь шла о нем и Чарли. К сожалению, наш отец считал, что тем самым ты встаешь на их сторону. Так что последние два года вы с ним не очень-то ладили. Единственные случаи, когда он разговаривает с тобой, это когда он орет на тебя с трибуны на матчах, проходящих вечером по пятницам.

– А почему он так зациклен на том, чтобы я играл в американский футбол?

Лэндон смеется опять.

– Он был зациклен на том, чтобы его сыновья учились в его альма-матер, еще до того, как ему стало известно, что у него родятся сыновья. Он навязал нам американский футбол еще тогда, когда мы только что научились ходить. Что до меня, то я не против, но ты всегда терпеть не мог эту игру. И из-за этого он злится на тебя еще больше, ведь у тебя талант к ней. Это у тебя в крови. Но тебе всегда хотелось одного – просто взять и бросить игру. – Он улыбается. – Господи, жаль, что ты не видел его, когда он явился туда вчера вечером, а ты так и не вышел на поле. Он даже попытался остановить игру, пока тебя не найдут, но распорядители отказались пойти ему навстречу.

Я записываю и это.

– Знаешь… я не помню, как надо играть в американский футбол.

Лэндон ухмыляется.

– Это первое из всего того, что ты сказал сегодня, чему я точно верю. В тот раз, когда ты стоял в кругу игроков, у тебя был потерянный вид. Ты. Сделай эту вещь. – Он громко смеется. – Так что добавь это к своему списку. Ты забыл, как играть в американский футбол. Как удобно.

Я добавляю это к своему списку.

Я помню слова песен.

Я забыл людей, с которыми мы были знакомы.

Я помню людей, с которыми мы не были знакомы.