Никогда, никогда

Мы останавливаемся рядом с машиной Лэндона. Я выключаю зажигание, выхожу из машины и подхожу к воротам. На них висят два замка, и вид у них такой, будто их никогда не отпирают.

– А кто купил их дом? – спрашиваю я Лэндона.

Я слышу, как он смеется за моей спиной, и поворачиваюсь к нему. Он видит, что в моем вопросе нет ни капли юмора, и качает головой.

– Брось, Сайлас. Давай, кончай эту комедию. Ты же знаешь, кто купил этот дом.

Я пытаюсь дышать ровно, вдыхая через нос и выдыхая через рот, и напоминаю себе, что не могу винить его за то, что он думает, будто я все это придумал. Я киваю и опять поворачиваюсь к воротам.

– Просто подыграй мне, Лэндон.

Я слышу, как он пинает носком гравий и тяжело вздыхает. А затем говорит:

– Его купила Дженис Делакруа.

Это имя ничего для меня не значит, но я подхожу к моему пикапу и открываю дверь, чтобы записать его.

– Делакруа. Это французская фамилия?

– Да. Она владеет одним из этих туристических магазинов во Французском квартале. И гадает по картам таро или чему-то в этом духе. Никто не знает, как ей удалось набрать столько денег, чтобы заплатить за этот дом. Ее дочь учится с нами в одной школе.

Я перестаю писать. Та гадалка по картам таро. Это объясняет и ту фотографию, и почему она не хотела сказать мне, что это за дом – потому, что ей показалось странным, что я спрашиваю о нем.

– Значит, там кто-то живет? – спрашиваю я, повернувшись к нему.

Он пожимает плечами.

– Да. Только два человека – она и ее дочь. Скорее всего, они пользуются каким-то другим входом. Судя по виду этих ворот, их никогда не используют.

Я уставляюсь на ворота… и на дом.

– А как зовут ее дочь?

– Кора, – отвечает он. – Кора Делакруа. Но все называют ее Креветкой.

30

Чарли

Долгое время никто не приходит. Я начинаю думать, что таким образом они наказывают меня. Мне хочется пить, и мне надо сходить в туалет. После того как я терпела так долго, как могла, я наконец писаю в пластиковый стаканчик, стоящий на моем подносе с завтраком, и ставлю его, наполненный до краев, в угол комнаты. И принимаюсь ходить взад и вперед, дергая себя за волосы, пока мне не начинает казаться, что сейчас я сойду с ума.

Что, если никто ко мне не придет? Что, если они оставили меня здесь умирать?

Дверь не открывается. Я колочу по ней изо всех сил, кричу, зову на помощь, пока мой голос не становится хриплым.

Я сижу на полу, уронив голову на руки, когда дверь наконец открывается. Я вскакиваю. Это не та медсестра – на сей раз это кто-то намного моложе нее. Медицинский костюм висит на ней, как будто она просто девочка, надевшая на себя чужую одежду. Я настороженно слежу за ней, пока она идет по тесной комнате. Она замечает стаканчик с мочой в углу и поднимает брови.

– Тебе нужно в туалет? – спрашивает она.

– Да.

Она ставит поднос с едой на столик, и у меня урчит в животе.

– Я попросила о встрече с врачом, – говорю я.

У нее начинают бегать глаза. Она нервничает. Почему?

– Врач сегодня занят, – отвечает она, не глядя на меня.

– А где другая медсестра?

– У нее выходной, – говорит она.

Я ощущаю запах еды. Мне так хочется есть.

– Мне надо в туалет, – говорю я. – Ты можешь отвести меня туда?

Она кивает, но вид у нее такой, будто она боится меня. Я выхожу за ней из тесной комнаты в короткий коридор. Что это за лечебница, если туалеты в ней расположены не там, где находятся палаты пациентов? Она отступает в сторону, пока я вхожу в ванную, ломая руки и некрасиво порозовев.

Когда я выхожу, она совершает ошибку, повернувшись ко мне спиной. Когда она открывает дверь комнаты, я достаю отрезок трубы и прижимаю его к ее шее.

Она поворачивается ко мне, и ее похожие на бусинки глаза округляются от страха.

– Брось ключи и медленно отойди назад, – командую я. – Или я воткну эту штуку прямо тебе в горло.

Она кивает. Ключи со звяканьем падают на пол, я подбираю их и следую за ней, направив мое оружие в сторону ее шеи. Я заталкиваю ее спиной вперед в комнату и опрокидываю на кровать. Она падает и вскрикивает.

Затем я выхожу за дверь, забрав с собой ключи, пытаюсь закрыть ее, но тут она бросается ко мне, крича. Какое-то время мы боремся – она пытается рывком открыть дверь, а я стараюсь запереть ее.

Мои руки дрожат, пока я перебираю ключи, пытаясь отыскать тот, который отопрет следующую дверь. Я не знаю, чего ожидать, когда я пройду в нее. Коридор лечебницы, полный медсестер и врачей? И они потащат меня снова в эту тесную каморку?

Ну нет.

Я ни за что не вернусь туда. Я ударю этим куском трубы любого, кто попытается помешать мне вырваться отсюда.

Отперев дверь, я не вижу больничного коридора, как не вижу и больничного персонала. Вместо этого я оказываюсь во внушительного вида винном погребе, где из сотен маленьких отверстий торчат горлышки пыльных бутылок. Здесь пахнет брожением и пылью. На другой стороне погреба видна лестница, ведущая наверх. И дверь на ее верху.

Я бегу к лестнице, ударяю большой палец ноги о неровность на бетонном полу, чувствую, как из раны начинает идти кровь, поскальзываюсь на ней и, чтобы не упасть, хватаюсь за перила.