Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Привет. Всего светлого.

Н. Анциф.

17 октября 1933 г. Москва

Дорогая Татьяна Борисовна!

Спасибо за письма, Вы, я вижу, не забываете меня. Нет бумаги, и пишу на клочках. Сижу в своей комнатке, которую я снял, чтоб жить в ней со Светиком. Но Аня пишет, что Светика отпустить нельзя, т. к. из‐за этого они лишатся комнаты. Детскую, конечно, терять нельзя. Как быть, решу в Ленинграде, где скоро собираюсь быть.

Я буду рад совсем вернуться в Ленинград. (Если с квартирой ничего не выйдет.) Хотя мне здесь очень хорошо (вне мыслей о Ленинграде).

Служба хорошая, интересная, по мне. Комнатка уютная, чистая, с видом на старинную церковь. Относятся ко мне очень хорошо. Помните, я говорил Вам, что у меня нет ласки и тепла. Теперь это есть. Я опять радуюсь каждому наступающему дню. Недавно шел на заседание исторической комиссии. Мне было так хорошо, что я не захотел ехать в трамвае. Вышел на улицу, и мне казалось, это мостовая звенит под моими ногами — так, по-юношески, было бодро и весело. Мне казалось, что я начинаю завоевывать Москву в своей мысли (в смысле ее изучения) и в своей воле (в смысле организации в ней новой своей жизни с детьми). Первое время я себя чувствовал хорошо с друзьями и с работой. Но когда оставался один, мной овладевала удручающая тоска, как в худшие полосы моей жизни. Когда у меня появилась комната и я достал пачку писем Татьяны Николаевны и стал их читать, то я снова ощутил основы своей жизни и стал бодрее и крепче.

Самая большая сейчас боль — это тоска и тревога о Светике. Ужасно хочется пожить с ним опять вдвоем, да еще в Москве. Неужели же это не сбудется. Я не боюсь за быт. Устроимся. Были бы мы вместе — все остальное приложится. Мне уже новую работу предлагают[192]. Заработок будет. Ах, как же это было бы хорошо.

Жду Ваше письмо. А знаете, это я все же должен Вам сказать. Я иногда думаю, как хорошо, что Вы не свободны, иначе мне пришлось бы вынести мучительно трудную борьбу с собой, вот Вам ответ на 1 / 1 000 000.

Ваш друг Н. Анцифер.

P. S. Теперь о Padre. Он меня очень беспокоит. Вот здесь «в пути» я резко почувствовал разницу между теперешним и прошлым (1928 год). Я вчера смотрел на его осунувшееся лицо, и больно сжималось сердце. А он такой милый, такой добрый, такой любимый. Вы спрашиваете еще, где я живу, — вблизи сестер Курбатовых[193], которые очень заботятся обо мне (10–12 минут ходьбы) и вблизи Тани Навашиной[194]. С Татьяной Ивановной[195] был на «Сверчок на печи»[196]. Хорошо было.

Паек я не получаю[197], и пока о нем речи нет. Пока, до новых заработков, помогать Ане не смогу. Без налаженного хозяйства — дорого. А еще и карточки[198] не имею. Все отказывают в прописке. О пайке напомню, когда будут ощутимы результаты работы. А там есть достойнее меня без пайка. Вы сердитесь — не сердитесь. Я люблю Вас.

Ваш Н. Анц.

24 ноября <1933 г. Москва>

Простите, дорогая Татьяна Борисовна, нет чернил — пишу карандашом. Получил и письмо, и открытку. Это хорошо, что Вы не настаивали, не надо сердить тетю Аню. Что ж, еще подожду. Все же начало декабря уже скоро. Я не знаю, что назвала Аня пессимизмом в моем письме. Тоску о доме и детях? Она очень сильна и остра, и ее я не преувеличиваю. Все остальное хорошо. Тревожит только, что Вы мной недовольны. Вот и обещанного у меня письма не написали. Это знак плохой.

А я живу двойной жизнью. Одна — служба, театр, музей, знакомые — сегодняшний день. Другая — мое прошлое, моя тоска о доме, моя жизнь в целом, из которой вынут основной стержень.

Читаю письма Татьяны Николаевны 1913 года[199]. Читаю их медленно, по одному-двум письмам за один вечер. И тогда нахожу свою жизнь и себя. Но связи того с тем, чем я теперь живу, так мало! Недавно шел по тихим московским закоулочкам. Летал первый, еще чистый снег. Было пусто, и на снеге лежали отблески от огней домиков, и пахло свежевыпавшим снегом. Я шел в свою одинокую комнату и так остро чувствовал какую-то конченность своей жизни, ненужность ее продолжения.

Если у меня будет Светик, я, вероятно, почувствую, что в моей комнате опять затеплился свой огонек, который будет меня манить. И все это несмотря на то, что каждый день московской жизни мне интересен, ценен.

Мне приятно, что в Вашем большом письме сквозит любовь к Москве. Но как нехорошо, что Вы думаете — мне неинтересно было содержание Вашего письма. Я люблю Ваши письма, и все, что Вы пишете, дорого мне.

Привет Вашим.

Ваш Н. Анциферов

Если бы Вы могли приехать!

6 декабря 1933 г. Москва

Дорогая Татьяна Борисовна, только я написал Вам для ускорения нашей переписки № своего почтового отделения, как Вы совсем замолчали. Это очень волнует меня. Я теряюсь в догадках.