Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Был с Татьяной Борисовной в Соколово. Поездка была удачная, хотя несколько раз промочил дождик. Герцен свернут. В заключение я ее показывал нашему Музею. Говорят, хорошо. Тронул меня один технический (бывший матрос). Он сказал: «Нам-то так разобрать выставку, а вам-то, Николай Павлович, что, Вы ее носите в своей душе»[332]. Сейчас работа по сдаче и проверке, много беспокойства. Сережа в порядке. Даже читает много.

Ну вот — и до скорого свидания. Получил от тебя одну открытку. Извести, когда встречать.

Обнимаю тебя, жена моя.

Твой Коля.

29 июня 1937 г. Пушкин

Дорогая Сонюшка, неужели это письмо не застанет тебя, неужели его не перешлют. И вместе с тем мне так хочется, чтобы тебя уже не было в Б. Афанасьевском. Когда я узнаю, где ты. Я не хочу больше уезжать от тебя, не выяснив, как устроишься ты.

Мне еще слишком боязно касаться нашего прощания. Конечно, я виноват, что не был достаточно внимателен. Но как это произошло — писать не хочу. Все вновь поднимется в тебе. Ты мне, между прочим, пишешь, что я разлюблю тебя. Неужели и теперь ты повторишь эти слова. В тебе крепко засело совершенно в корне ложное представление, с которым я не могу не бороться. Ты думаешь, что я тебя люблю молодую, красивую, сильную, люблю свою опору. Все это я люблю в тебе, но я больше всего люблю тебя, тебя — свою Соню.

Я тебя увидел впервые — 3‐го мая. Увидел и запомнил навсегда, навсегда несу в себе. Ты скажешь: «Ну вот, я так и думала, значит, он любит не меня, не реальность, а какой-то свой образ, быть может, фантазию». Нет, Соня, люблю я реальность, люблю тебя со всей твоей жизнью, с твоей судьбою, с твоими переменами, но полюбил я тебя навсегда вот в тот вечер.

Пойми же и то, что любовь не благодарность, а потому люблю я тебя не из благодарности за все то, что ты для меня сделала. А люблю, потому что люблю.

Мне нужна ты, а не твоя сила, твоя помощь. Ты совсем неправа, когда думаешь иначе. Почти обратно. Когда у меня беда, когда я слабею, у меня первая мысль — тебе новое бремя, и я не хочу этого, тягощусь этим. Ты вспомнишь, что я иногда, а может, часто подходил к тебе, когда на душе поднималась тоска. Помнишь, когда мне нужно бывало твое плечо. Но неужели же ты не поняла, не понимала, что это совсем другое. Ведь не с какой-то бедой я подходил к тебе тогда за помощью. А подходил с ношей всей своей жизни. И мне кажется, что одно с другим ни разу не совпадало. И искал я не действенной помощи, а только любви. Соня, пойми же меня теперь, пойми по-настоящему, если поймешь, это облегчит нам жизнь.

И еще на один упрек я хочу теперь ответить тебе. Я не мог не мечтать о Детском, не мог не думать об окончании работ. Но я так радовался этим дням с тобою. И если теперь ты успокоишься и вспомнишь, как было до последних дней, и Радонеж, и вечер у сестер[333], и «Собаку на сене»[334], и «Прагу», и утро на следующий день, и многое другое — а ведь это было только 10 дней. Разве я не принадлежал тебе, не радовался с тобою нашему настоящему.

Ах, Соня, если бы ты больше верила в мою любовь! А доказывать ее — больно.

Я еще не отдыхаю. Хлопочу теперь о закреплении комнаты. Ал. Толстой[335] уехал. Сергей был в городе, но ему метрику не дали. Придется ехать мне. Кругловой напишу. Тебя прошу позвонить в «Academia», напомнить, чтобы перевели деньги, и сообщи еще раз № моей сберегательной книжки. Тел. 01590 доп. 34.

Прости, что затрудняю тебя.

О твоем вопросе относительно тебя и Детского напишу в следующем письме.

Но если ты приедешь и остановишься у Татьяны Борисовны, буду очень рад.

Но делай как тебе лучше.

Целую.

Твой Коля.

9 июля 1937 г. Ленинград

Дорогая Сонюшка, вернулся из города и застал твое письмо. Поехал неожиданно из‐за болезни в семье Курбатовых[336] и из‐за нового поручения от Литературного Музея. Провел 1½ дня. Вместе с тем узнал очень неутешительную новость о билетах в Москву. Нужно опять дежурить трое суток с перекличками. Сейчас иду в Райсовет, дадут заключение технической комиссии о проекте комнаты. Боюсь капризов пожарной охраны. Как видишь, я не отдыхаю в полном смысле слова. Но ты не бойся. Сердце у меня в порядке, не поддавайся фантастическим страхам, которыми сквозит твое письмо, полное любви и внимания. Мне после него было хорошо и покойно. Гроза прошла. Солнце садилось. Я гулял по парку, где все насыщено запахами цветущих лип.

Расцветают липы в лесах

И на липах птицы поют (Канцона)[337].