Стараюсь представить себе твое душевное состояние и твою жизнь — жена моя. И еще раз пишу тебе: устраивай свою жизнь, не считаясь со мной. Меня очень тяготит мысль, что принес тебе столько горя, которое не искупится тем светлым и прекрасным, что было у нас с тобой. Но все же не забывай меня окончательно, но хоть изредка вспомни обо мне, и вспомни не только Фирсановку, Б. Афанасьевский, Гагры, Киев и т. д., но вспомни обо мне так: «А думает ли он сейчас обо мне?» А обо мне не горюй много. Я хочу остаться светлым и ясным в твоей душе.
Прощай.
Моя дорогая Сонюшка.
Спешу дать о себе весть. Я нахожусь: Д. В. К., ст. Уссури. 19-ое отд. БАМлага 45 колонна.
Тебе еще так недавно удалось спасти меня, когда я болел малярией. Но вот судьба разлучила нас. Одно из моих больших терзаний — это мысль, что встреча со мной переломила твою жизнь. Только мучительное сознание этого заставляет меня сказать тебе: устраивай свою жизнь совершенно свободно.
Все мое личное кончилось. Я живу общим. Мне кажется, что я оставил себя с Вами, моими любимыми. Сообщи о себе телеграммой.
Целую, люблю,
Дорогая Сонюшка, посылаю тебе издалека свое «ау»! Когда-то я получу отзвук! Я даже не знаю, где ты и дойдет ли до тебя эта вторая записочка. Еще раз тебе напишу, что одно из главных моих мучений — это мысль, что я перебил твою жизнь, что я залил ее горем и трудно тебе будет выправить ее. Вот почему я прошу тебя устраивать свою жизнь исходя из того, что я выбыл из нее. Любовь наша озарила мой закат ярким сияньем. С этой любовью я буду ждать своего конца, постоянно думая о тебе.
Вся жизнь моя осталась позади, и мне кажется, что и себя я оставил там с вами, кого я люблю.
Прошу тебя помочь мне на первое время самым необходимым. Я нуждаюсь: в подушке-думке, в теплом кашне, в сахаре, жирах (лучше всего охотничьи колбаски), в сушках. Пришли мне денег 20–25 рубл. телеграммой. У меня осталось мало моих вещей, но каждая из них напоминает утраченную жизнь. Башмаки, служившие мне исправно, — Киев, где мы чинили их, синее пальто — нашу поездку на Кавказ и т. д.
В общем я здоров. Вышлю тебе доверенность. Посылал из Бутырок, но не уверен, дошла ли.
Телеграфируй о себе и Сереже, о котором ужасно волнуюсь. Д. В. К. ст. Уссури. 19-ое отд. БАМлага НКВД. Колонна 145.
Крепко и нежно целую тебя, моя любимая.
Сонюшка, моя милая. Посылаю тебе две доверенности, т. к. боюсь, что посланные из Бутырок не дошли до тебя. В Бутырках я получал регулярно от тебя деньги. Получил их и 30-го — и эта посылка была мне особенно дорога: это был твой день. Ты знаешь, я держал квитанцию в руке и с ней заснул, думая о том, что ты делала в эти часы, с кем была. Ты улыбнись на это, но без насмешки. Как я все эти два месяца жил этими квитанциями. Они мне говорили за тебя: «Я с тобой». Бюллетень возьми на Собачьей площадке в клинике. Пишу на чем попало, когда достану бумагу, напишу письмо как следует.
Неужели мне суждено еще получить весточку от тебя. Это сейчас цель и смысл моей жизни. Я почти здоров. Припадков сердца не было. Есть только боли и одышка.
Погода ясная. Климат хороший. На работе еще не был. Привет всем помнящим меня.
Целую тебя.
Дорогая моя Сонюшка, пишу тебе еще раз, все еще не имея от тебя долгожданной весточки. Очень беспокоит меня: получила ли ты мое последнее письмо, в которое я вложил заявление прокурору. Если ты его получила, то извести меня немедленно телеграммой. Я ее буду ждать до 15 марта, после чего, в случае если не будет ответа, напишу вторично заявление, но уже прямо на имя прокурора СССР.
Так как ты, вероятно, думаешь, что можешь помочь мне, то я тебе написал о своих нуждах. На всякий случай пишу еще раз об этом. Пришли мне: 20 рублей по телеграфу, а затем: подушку маленькую, полотенце, носки — пары три, спинной мешок. Из еды: каких-нибудь жиров (напр., охотничьих колбасок), чеснока, сушек, сахару. Если ты это выслала, то больше не высылай. Ты будешь думать, при своей деятельной натуре, чем помочь мне. А мне хочется одного — чтобы ты изредка вспоминала — Фирсановку, светлые моменты Переделкина, и Б. Афанасьевского, Б. Вязёмы, Загорье, Радонеж, Вир в Сухуме, Гагры, Киев, Одессу и в особенности вечер, когда я на верхней палубе кончил тебе читать «Гранатовый браслет», и многое другое, мне хочется, чтобы ты всегда через время и пространство чувствовала мою любовь к тебе, когда меня уже не будет в живых.
Я тебе не задаю вопросы о моих детях. Но ты и без этих вопросов знаешь, как я мучительно думаю о них. Пиши мне все, не скрывая ничего. Сейчас я могу вынести все. Если мне будет легче жить, то тяжелая весть будет воспринята мною еще с большею мукой. Итак, пиши все.