Николай Коняев. Два лица Власова.

Тогда почему вынесли всем смертный приговор?»

В исследовании авторы приводят один из примеров этого «сложного и запутанного». «Так, бывший

начальник разведшколы Комитета освобождения народов России Беккер показывал: «…немцы

представляли «отделу безопасности» КОНР возможность самостоятельно проводить свою работу в

частях РОА и готовить агентуру для заброски в тыл Советского Союза… Материальные расходы,

связанные с подготовкой и переброской агентуры в Советский Союз, СА брало на себя… Власов не

только был осведомлен о деятельности разведшколы, но непосредственно ею руководил и направлял

ее работу…» Авторы замечают по этому поводу, что «сам же Власов по–иному оценивал

предоставленные ему «ответственность и самостоятельность». Вот что он сообщил на одном из

допросов: «Должен признать, что после создания мною в ноябре 1944 года по указанию Гиммлера

Комитета освобождения народов России СА предложило [177] мне организовать подготовку и

засылку диверсантов в тыл советских войск. В декабре 1944 года вместе с постоянным

представителем Гиммлера при мне, оберфюрером СС Крэгером, ко мне явился штурмбаннфюрер СС

Радецкий, который заявил, что ему руководством СД поручено договориться со мной о совместном

налаживании диверсионной деятельности на советской территории… Я заявил Радецкому, что надо

готовить тысячи таких агентов, которые могли бы после переброски в СССР стать руководителями

повстанческих отрядов, наносящих удары Красной Армии с тыла».

Иными словами, Власов берет на себя еще большую вину, он не делит ее с Радецким, который

договаривался с ним «о совместном налаживании диверсионной деятельности на советской

территории. «Почему действительно так странно ведет себя на допросе Власов? Он же не враг себе.

И потом, что за причина была «отшивать» Радецкого от совместной работы по подготовке

диверсантов для заброски «на советскую территорию»? Зачем Власову понадобилось пугать

Радецкого несусветными масштабами подготовки диверсантов: «что надо готовить тысячи таких

агентов, которые могли бы после переброски в СССР стать руководителями повстанческих отрядов,

наносящих удары Красной Армии с тыла»? О каких тысячах агентов такого класса и уровня, чтобы

каждый из них стал руководителем «повстанческих отрядов», вообще идет речь? Зачем Власов

блефует? Он же знает, что сделать это невозможно. Физически невозможно. Чтобы Радецкий

перепугался огромности работы и сам отказался от совместной деятельности? Зачем? Может, потому,

что как раз очень хорошо знал Власов: немцы стараются «держать командование и личный состав

РОА под неусыпным строжайшим наблюдением, на любом участке иметь своих инструкторов и

наблюдателей»? Допустим, Радецкий — тот самый их «наблюдатель», и что из этого следует?

Власов–то еще больше для немцев свой, чем какой–то Радецкий. Почему он хочет избавиться от

Радецкого? К сожалению, ни следователь, ни те, кто вел судебное заседание, этого вопроса Власову

так и не задали. Почему? К сожалению, и наши исследователи не задали себе этого вопроса, а только

констатировали «довольно сложные и запутанные» взаимоотношения марионеточной

«освободительной» армии со своими «хозяевами». Однако сегодня этого уже недостаточно…»

Что верно, то верно…

Недостаточно только констатировать существование трений во взаимоотношениях Власова с

нацистами, надо проанализировать и причины, обусловившие эти трения. Однако для того, чтобы

проанализировать все сложности взаимоотношений Власова с немцами, совсем не обязательно

возводить его в чин генерала ГРУ. [178] И насчет разноречивости показаний удивляться не надо…

Лидеры РОА и КОНРа по многим позициям расходились во взглядах, когда только создавались

КОНР и РОА, и оценки ими минувших событий просто не могли не различаться…

Кроме того, все они пришли в КОНР с легендами, сочиненными про себя ими самими или

сотрудниками «Вермахт пропаганды», и это не могло не запутывать показания…

— Почему, — риторически спрашивает Филатов, — следствие не прояснило все до конца, не

распутало противоречий?

Ну, если бы следствие действительно поставило своей задачей распутать все противоречия, оно,

наверное, продолжалось бы до нынешних пор…

— Почему всем вынесли смертный приговор? — не унимается генерал.

Вот это уж воистину всем вопросам вопрос…

Задать его может только человек, совершенно лишенный чувства времени.

Вот если бы в 1946 году оправдали какого–либо немецкого пособника, это было бы действительно

дивно. Тогда действительно стоило бы подумать, кто же этот человек…

Опровергать доводы Виктора Филатова так легко, что в результате, сами эти опровержения теряют

всякую значимость.

Это как с плесенью тополиного пуха… Ничего не стоит смахнуть ее со скамейки, но, покружившись,

пух осядет вновь…

У Филатова в книге и не аргументы, а так — темперамент, динамика, накат…

Слова сцепляются в его рассуждениях друг с другом, как тополиные пушинки, затягивая белой

плесенью сознание читателя…

Филатов, как правило, и не аргументирует и не доказывает ничего. Факты мелькают в его руках, не

сцепленные никакой логической связью, подобно картам в руках шулера.