объяснение по телеграфу в Главную ставку.
Это уже могло иметь неприятные последствия не только для Власова, но и для начальства Штрик- Штрикфельдта, и он отправился искать Веделя.
— Теперь, кажется, дело действительно сдвинется, — выслушав Штрик–Штрикфельдта, сказал тот. —
Разговор, однако, должны подтвердить вы лично, так как вы его вели. Я согласен с вашим
объяснением, рекомендую только вашему тексту предпослать фразу: «По еще не утвержденным
предложениям начальника ОКБ/ В. Пр…» Если Кейтель проглотит это, это будет означать, что
понятие «Освободительная армия» санкционируется ОКБ и для русских частей. Тогда вы сможете в
ваших газетах и в Дабендорфе говорить и писать о ней уже без риска. Отправьте телеграмму, а там
посмотрим, что дальше будет. Я от своего слова не откажусь.
Однако все эти блистательные ходы «ведомственной дипломатии» результата не имели.
Попытка Андрея Андреевича Власова подредактировать национал–социалистическую идею и раньше
не встречала сочувствия у вождей рейха, теперь же Гитлер был взбешен политическими выводами,
которые его генералы делали из выступлений Власова.
Над головою генерала Власова сгущались тучи, а 8 июня 1943 года разразилась и гроза.
В этот день в Бергхофе — горной резиденции Адольфа Гитлера в Верхних Альпах, состоялось
совещание…
На нем присутствовали: генерал–фельдмаршал Кейтель, личный адъютант фюрера генерал–лейтенант
Шмундт, новый начальник Генерального штаба генерал Курт Цейтлер и полковник Шерф.
Говорили о восточной политике, о Власове, о Русской армии…
Ясно и четко было объявлено, что никакой Русской освободительной армии создаваться не будет и
все выступления пленного генерала — лишь пропагандистский ход, рассчитанный к тому же не на
жителей оккупированных территорий, а на действующую Красную армию…
Впрочем, трудно было ожидать иной реакции Гитлера. Как мы уже говорили, по отношению к
России, к русским фашизм ни в чем не отличался от большевизма.
Сохранилась стенограмма {44} этого совещания…
Оно началось в 21 час 45 минут и закончилось глубокой ночью…
— Вопрос об отношении к пленным, добровольцам из пленных и батальонам из местных жителей на
Востоке представляется мне в данный момент в следующем виде… — открывая совещание, начал
свой доклад генерал Кейтель. — Вся пропаганда Власова, которую он развернул, так сказать,
самодельным порядком, послужила основой для нынешней капитальной пропаганды, проводимой
под условным наименованием «серебряный лампас» и рассчитанной на привлечение перебежчиков.
С этой целью были выпущены листовки, содержание которых мы тогда согласовали с
рейхсминистром Розенбергом. Он их одобрил и санкционировал. И тогда, с начала мая, можно
сказать, развернулась широкая тотальная кампания. Мы в них с целью пропаганды обещаем, что, если
они перейдут к нам, они встретят у нас особое обращение…
— Я видел это листовку… — проговорил Гитлер.
— Тогда нами и было отдано распоряжение, чтобы перебежчики направлялись в специальные
лагеря…
— Это все правильно. Дальше…
— И чтобы в дальнейшем они могли вызваться добровольно на роли — прежде всего обыкновенных
рабочих, во–вторых, добровольных помощников на оборонных работах и, в–третьих, при
соответствующих обстоятельствах для зачисления в туземные соединения…
— Этого мы в листовках не имеем в виду! — перебил его Гитлер.
— Мы не имеем этого ввиду и в приказе № 13, — заметил начальник генерального штаба Цейтлер.
— Это сказано позднее, — проговорил Кейтель. — Об этом сделал распоряжение командующий
восточными вооруженными силами, на этот счет я осведомлялся… Если добровольные помощники в
течение определенного испытательного периода зарекомендуют себя, они могут просить о
зачислении в туземные соединения. Эта пропаганда опирается на листовки, которые подписываются
национальными или «национально–русским комитетом». В этих листовках мы им говорим: с вами
будут хорошо обращаться, вы получите хорошее питание, вы получите работу, у нас вы можете
вступить в русскую национальную освободительную армию.
— Вы так и пишете: в русскую национальную освободительную армию?! — переспросил Гитлер. —
Но об этом следовало раньше доложить мне.
— Этот пункт играл важную роль… [185]
— А я считаю, что необходимо избегать такого положения, когда у нас могли бы создаться ложные
представления. Необходимо различать право пропаганды, которую я направляю на ту сторону, и то,
что в конечном счете мы делаем на самом деле, — заметил Гитлер, но замечанием этим не
ограничился. — Не следует допускать даже малейшей мысли насчет того, что мы хотели бы найти,
скажем, компромиссное решение. В этом смысле мы имели трагический урок уже в Первую мировую
войну в отношении Польши…
Фюрер напомнил историю польских легионеров, задуманных во время Первой мировой войны для
борьбы с русскими войсками, но в результате повернувших в самый неподходящий момент оружие
против немцев. Увлекшись, Гитлер обрушился на эмигрантов, которые не только без числа сидят в
хозяйстве Розенберга, но, к сожалению, имеются и при армиях. Это — бывшие балтийские дворяне и