Николай Коняев. Два лица Власова.

Андрея Андреевича Власова, кстати, «фанатично преданного идее сепаратного соглашения немцев с

американцами». Он прямо купался в этой идее. Только по чьему заданию? Зачем? Чтобы держать под

своим контролем действия немцев в направлении сговора американцев с немцами у нас за спиной?

Позарез требовался нам «свой человек» в Берлине — в вермахте и в СС, в гестапо и в канцелярии

Гитлера… Выбор пал на Власова. Почему? Во–первых, изъян в автобиографии — окончил духовное

училище, учился в [181] духовной семинарии, а это значит, притесняем большевиками, изгой, то есть

заклятый враг большевиков. Во–вторых, более 10 лет сидел в одном и том же полку — значит,

затираем большевиками. В–третьих, служил в штабах, да еще в отделах боевой подготовки в двух

самых важных для немцев наших военных округах. Заполучить такого офицера — мечта каждой

разведки»…

Не будем даже спрашивать, как это Власов держал под своим контролем действия немцев, когда это

он был «фанатично преданным идее сепаратного соглашения немцев с американцами»?

Тут интереснее другое…

Мы сталкиваемся тут с совершенно немыслимой для здорового человека логикой.

Если нам был нужен «свой человек», значит, это Власов и был.

Доказательства излишни.

Главное, что Власов, по соображениям Филатова, подходит на эту роль…

Разумеется, можно было бы и не анализировать столь подробно эти идеи, если бы они не были

знамением нашего времени, если бы за ними не стояла вполне конкретная угроза духовному

здоровью нации…

Только в обществе, где разрушаются нравственные устои, где история становится способом сведения

счетов и достижения политических целей, мог случиться рецидив патриотической шизофрении,

преобразивший Иосифа Сталина в великого русского патриота.

Да… Уничтожив Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Каменева, Сталин, может быть, спас Россию… Но

нужно ясно понимать, что он делал это, спасая не Россию, а собственную власть…

И хотя вроде бы тут и нет разницы — ведь объективно уничтожение ленинской гвардии пошло на

пользу России, — на самом деле разница огромная… Сталин ради упрочения своей власти так же

легко, как товарищей по партии, готов был принести в жертву и интересы России.

И приносил.

Например, во время коллективизации… Или когда вычерчивал на карте границы республик,

приписывая к Казахстану и Украине населенные русскими людьми области.

Понятно, что охаивание Сталина демократической прессой было местью России за отвергнутых

революционных реформаторов, понятно, что, защищая Сталина, патриотические публицисты

думают, что защищают Россию.

Увы… Защитить Россию, защищая одного из главных ее разрушителей, невозможно. [182]

Более того, сама эта защита — продолжение разрушения России. Зло не может превратиться в добро,

даже если оно мешает другому злу… Враг не становится другом, если он даже и враждует с другим

нашим врагом.

Ошибка эта для русских патриотов типичная.

Ее совершали в брежневские годы, пытаясь русофобские взгляды еврея Ленина использовать для

борьбы с врагами России. Эту ошибку совершали и раньше, когда пытались представить Петра I —

этого ненавистника православия и всего русского, русским патриотом.

Подобные манипуляции с Петром I и Лениным при существовавших цензурных ограничениях и

определенной профессиональной ловкости сходили с рук, но сейчас — слава Богу! — видимость

результата выдать за результат труднее.

И если мы хотим возродить Россию, мы должны очистить нашу историю оцзредной и губительной

для общественного самосознания мифологии, не важно, кем — демократами, коммунистами или

нашими царями — создана она.

Власов не был ни злодеем, ни героем…

Он был человеком, попавшим в очень непростую ситуацию… Он сделал неверный выбор…

Но он был живым русским человеком и, ошибившись, продолжал искать выход…

Он не находил его — найти было невозможно! — но он мучился, метался. Он тосковал по выходу и

порою, сам того не сознавая, прозревал истину, которую неплохо было бы прозреть и нам…

Глава пятая

По книге Штрик–Штрикфельдта можно проследить, что сотрудники Гелена предпринимали

искуснейшие дипломатические ходы, чтобы продвинуть вперед дело создания Русской

освободительной армии.

Вот характерный пример…

Однажды, так как начальства не было на месте, на телефон капитана Штрик–Штрикфельдта на

Викториа–штрассе был переведен звонок от адъютанта фельдмаршала Кейтеля.

— Господин фельдмаршал хочет немедленно знать, что, собственно говоря, представляет собою эта

«Русская освободительная армия»?

Штрик–Штрикфельдт лихорадочно перебрал варианты ответа.

Неверный шаг мог стать роковым, но выхода не было, пришлось рискнуть. Впрочем, как скромно

сообщает Вильфрид Карлович в своей [183] книге, он уже научился у Гроте кое–чему из области так

называемой ведомственной дипломатии…

— В настоящее время Русская освободительная армия, — доложил он, — есть собирательное

обозначение для всех сражающихся в рядах германской армии частей русских добровольцев, которые,

аналогично частям других национальностей, различимы уже по соответственным значкам на их

форме.

— Ясно, — подумав, сказал адъютант. — Благодарю вас. Пожалуйста, срочно передайте это