Нил Сорский

Медленно, но верно еретики укрепляли свои позиции в Москве. Осенью 1487 года архиепископ Геннадий совершенно случайно обнаружил ересь в Новгороде: семеновский священник Григорий и никольский священник Герасим, сын Григория диакон Самсонко и борисоглебский диакон Гридя в пьяном виде открыто надругались над святыми иконами. Раскаявшийся поп Наум отдал новгородскому владыке «тетрати, по чему они молились по-жидовскы», и астрологическое сочинение «Шестокрыл». Архиепископ сообщил о ереси великому князю и митрополиту Геронтию, а еретиков и их «тетрадки» отправил в Москву.

Владыка обратился также за поддержкой к русским епископам. Так, в январе 1488 года он писал епископу Суздальскому Нифонту: «…еретикам ослаба пришла, уже ныне наругаютца христьянству — вяжут кресты на во́роны и воро́ны. Многие видели: ворон деи летает, а кресть на нем вязан деревян, а ворона деи летает, а на ней крест медян. Ино каково наругание: ворон и ворона садятца на стерве и на калу, а крестом по тому волочат!»[402] В Новгороде то там, то здесь находили «резаные», оскверненные иконы. «Да здесь Алексейко подьячей на поместие живет да напився пиян, влез в чясовну, да сняв с лавици икону — Успение Пречистые, да на нее скверную воду спускал, а иные иконы вверх ногами переворочал», — сообщал архиепископ в послании к церковному Собору[403].

В 1488 году изобличенные еретики были осуждены на Соборе, который проходил с участием великого князя, митрополита и епископов в Москве. Трех еретиков подвергли «градской казни» (били кнутом на торгу) за надругательство над святыми иконами, после чего отправили в Новгород на покаяние.

Собор 1488 года осудил конкретных преступников, но не обличил ересь. Некоторые из еретиков принесли покаяние архиепископу Геннадию, а затем сбежали в столицу, где у них были влиятельные покровители. Архиепископ Геннадий требовал решительных мер, но Москва молчала. С горьким недоумением владыка замечал, что теперь «Новгород с Москвою не едино православие»[404]. Никто не мог тогда с уверенностью сказать, чью сторону примет великий князь.

Иван III, без сомнения, был человеком большой внутренней силы и свободы. И эта свобода простиралась, в том числе, на церковные правила и установления, отсюда проистекали его постоянные конфликты с митрополитом Геронтием и архиепископом Геннадием. Приступив к перестройке Кремля, великий князь повелел вынести за его стены древние церкви и Спасский монастырь, а старые кладбища — на Дорогомилово. Архиепископ Геннадий обвинил Ивана III в «гробокопательстве»: «…ино кости выносили, а телеса ведь туто остались, в персть разошлись; да на тех местех сад посажен»; «Писано, что будет въскресение мертвых. Не велено их с места двигати, опроче тех великых святых, коих Бог прославил чюдесы»; «А церкви Божии стояли колико лет? А где священник служил, рукы умывал, и то место бывает непроходно же; и где престол стоял да и жертвенник, и те места не проходны же. А ныне те места не огорожены, ино собакы на те места ходят и всякой скот», — возмущался владыка[405]. Но похоже, что эти канонические аргументы мало заботили великого князя. Видимо, так же обстояло и с ересью. Увлеченный тайными науками, Иван ΙΙΙ в какой-то момент заигрался. Иосиф Волоцкий, с тревогой наблюдая за ситуацией при дворе, призывал к неподчинению царю, если он еретик и не является защитником Православия. «Тот царь не Божий слуга, но диавол, не царь, а мучитель. Такого царя ради его лукавства Господь наш Иисус Христос назвал не царем, а лисом». «Царский венец во ад низведет, а заповеди Господни в жизнь вечную» — эти слова преподобного Иосифа Волоцкого старец Нил переписал для себя, полностью соглашаясь с ними.

В такой тревожной обстановке архиепископ Геннадий сделал все возможное, чтобы был созван новый церковный Собор. Митрополиту Зосиме он переслал список собственного расследования. Побуждая митрополита к активным действиям против еретиков, новгородский владыка приводил в пример испанского короля, который с помощью инквизиции «свою очистил землю»[406]. Одновременно Геннадий обратился с посланием к Собору епископов: «Да не плошитеся (не оплошайте. — Е. Р.), встаньте крепко, чтобы гнев на нас не пришел, да не будем человекоугодниками, со Иудой Христа предающими». Отцам Собора архиепископ наказывал не вести никаких споров с еретиками о вере: «Да еще люди у нас простые, не умеют по обычным книгам говорити: таки бы о вере никаких речей с ними не плодили; токмо для того учинити собор, что их казнити — жечи и вешати!»[407]