Нил Сорский

Осенью 1480/81 года, во время нашествия хана Большой Орды Ахмата, Паисий вместе с митрополитом Геронтием и архиепископом Ростовским Вассианом I Рыло обратился к великому князю с призывом выступить навстречу ордынцам, стоявшим на реке Угре, для решительного сражения. В эти тревожные дни старец пытался примирить великого князя с его младшими братьями Андреем и Борисом. В 1484 году великий князь предложил Паисию стать митрополитом, но тот решительно отказался. Во второй половине 1480-х годов он, видимо, перебрался в Белозерье. В 1490 году Паисий был приглашен в Москву для участия в церковном Соборе, призванном осудить еретиков «жидовская мудрствующих». О дальнейшей жизни старца мы ничего не знаем. Из краткого летописца Кирилло-Белозерского монастыря известно, что он преставился в Москве 22 или 23 декабря 1501 года.

В одном из произведений русской публицистики — «Повести о нелюбках», написанном уже после преставления Нила Сорского и Паисия (Ярославова), сказано, что Нил был учеником старца Паисия. Однако, скорее всего, они принадлежали к одному монастырскому поколению. Между июнем 1488 года и февралем 1489 года архиепископ Новгородский Геннадий (Гонзов) написал письмо к бывшему архиепископу Ростовскому Иоасафу (Оболенскому), в котором просил по возможности отпустить к нему Нила и Паисия. В своем послании новгородский владыка назвал обоих монахов старцами. Видимо, для него они были равновеликими духовными величинами.

В памяти современников Паисий (Ярославов) остался выдающимся подвижником, обладавшим даром видеть человеческую душу и врачевать ее. На духовном пути монаха ожидает множество опасностей, от которых может уберечь послушание старцу. К чему приводит своеволие и упование на собственную мудрость, Паисий как-то при случае рассказал монаху Досифею (Топоркову), племяннику Иосифа Волоцкого. «Рядом с одним монастырем жил инок-отшельник, и спустя время он начал говорить старцам так: „Является мне апостол Фома“. Они же сказали ему: „Не воспринимай это наваждение, но твори молитву“. Он же отвечал им: „Когда я молюсь, и тот со мной молится“. Старцы долго наставляли его, он же не послушал их. Длительное время прельщенный монах не причащался Божественных Тайн, крови и тела Христова. Старцы и отец Паисий корили его за это; он же, побежденный кознями дьявола, отвечал монахам: „Апостол Фома не велел мне причащаться“. Старцы и отец Паисий говорили ему с великим осуждением: „Безум-ный инок, ты прельщен бесовским наваждением“, — и многими жестокими словами укоряли его, и наставляли не верить козням дьявола. Прельщенный же монах говорил старцам: „Как придет ко мне апостол Фома, я у него спрошу, велит ли мне причащаться“. Спустя немного времени прельщенный инок сказал старцам: „Апостол Фома велел мне причащаться и говеть неделю, с пятницы до субботы“. Но на заутрене среди монастырской братии не оказалось этого монаха. Игумен послал проведать его в келию: может быть, заболел и потому не пришел на службу. Пришедшие нашли его мертвым…»[187] Несчастный монах умер от удушья. Преподобный Нил, видимо, знал эту трагическую историю, как и другие, подобные этой. Он всегда советовал своим ученикам не жить в уединении и избегать самочинства.

Последняя грамота Кирилло-Белозерского монастыря, в которой упоминается старец Нил, датируется 1471–1475 годами. Но если он прожил здесь еще несколько лет — до 1479 года, тогда именно в стенах Кирилловой обители произошла знаменательная встреча двух святых — Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. В исторической литературе и публицистике их часто безосновательно противопоставляют друг другу.

Иосиф Волоцкий был на шесть лет младше Нила Сорского. Он родился в семье волоколамского вотчинника Ивана Санина. Прадед Иосифа Александр Саня в 1408 году выехал на Русь из Литвы в свите князя Свидригайло. Санины отличались благочестием: дед и бабушка святого, а также отец и мать приняли в конце жизни монашеский постриг. Сам Иосиф в двадцатилетнем возрасте стал монахом в обители Пафнутия Боровского и прожил здесь 19 лет. Это была суровая школа. Несговорчивости и принципиальности старца Пафнутия побаивались даже великие князья и митрополиты. Боровский игумен, например, отказался анафематствовать Дмитрия Шемяку, был за упорство посажен в темницу, но от своих убеждений не отказался. Мятежный князь не был еретиком и самоубийцей, поэтому старец Пафнутий не отказал его душе в последней милости — заупокойной молитве. Более того, он освятил каменный Троицкий собор своего монастыря 26 октября 1466 года — в день памяти великомученика Димитрия, патронального святого Дмитрия Шемяки[188].