Нил Сорский

Святой был принципиальным человеком и имел довольно резкий, несговорчивый характер. Эти черты его личности проявились, прежде всего, в период так называемого михианского («прелюбодейного») раскола в Церкви. Его причиной стал второй брак императора Константина VI: в начале 795 года правитель принудил свою супругу Марию Амнийскую постричься в монастыре, чтобы жениться на фрейлине императрицы Ирины — Феодоте. Святой резко выступил против этого брака, тем более что Феодота приходилась ему двоюродной сестрой по отцу. Патриарх Тарасий устранился от проблемы. Но всегда найдется тот, кто поможет обойти закон. Игумен монастыря Кафаров Иосиф, эконом Великой церкви (храма Святой Софии), венчал прелюбодейную чету[242]. Константин пытался обильными дарами успокоить недовольных монахов. Феодота послала в монастырь Саккудион много золота и «ины некия дары», но святой Феодор их не принял. Тогда император, «яростию улютися многою», подвергнул Феодора и его иноков пыткам (их бичевали кнутом), а затем сослал игумена в Фессалонику. Однако мучения ревнителей благочестия были не напрасны. Житие говорит о великой пользе обличения неправды: «…и тако удерживается злоба и отсекается, яве обличена бывши»[243]. Святой смог вернуться в свой монастырь только в 797 году после свержения Константина VI. Игумен Иосиф, «сочетатель прелюбодеев», как его называл Феодор Студит, был запрещен в служении.

В 798 году Феодор стал игуменом Студийского монастыря, самого влиятельного в столице. Игумен ввел в нем общежительный устав, предполагающий обязательный для всех труд, совместные богослужения, общую трапезу, ношение одинаковой одежды и обуви. Монахи занимались рукоделием и ремеслами, чтобы питаться от труда своих рук. «Работайте, — внушал Феодор инокам, — чтобы довольствовать себя, немощных собратий и посторонних, нуждающихся в помощи»[244]. И добавлял сурово: «Мне ненавистен лентяй»[245]. Святой был решительным противником использования рабов и труда наемных рабочих. Поэтому он заботился о том, чтобы монахи могли получить в обители какую-нибудь специальность: они обучались строительному и кузнечному делу, ткачеству, обработке камня и другим ремеслам. Сам игумен переписывал книги и сочинял собственные. На Руси наиболее известным его творением стало «Малое оглашение», состоящее из 134 глав. «От них же, — заметил славянский переводчик, — три Слова на всяку неделю в церквах у нас почитаются воспоминания ради добродетелей, многу ползу в житии нам приносяще»[246].

Когда число братии увеличилось до тысячи человек, игумен ввел в обители должности «чиноначальников» («наставников», «соблюдателей»): они определяли послушания инокам и наблюдали за их исполнением. В обители появились также должности экклисиарха, эконома, келаря, казначея и др. Провинившимся монахам назначались епитимьи (наказания). Инок мог получить епитимью за пропуск богослужения, за оскорбления, нанесенные своим собратьям, за невоздержанность языка и даже за разбитый сосуд. Несмотря на то что все монахи работали не покладая рук, обитель была небогатой. Средств едва хватало на поддержание жизни самой общины и больницы. Игумен учил братию строжайшей экономии и бережливости. «Чада мои, — говорил он в одном из огласительных поучений, — покажите аккуратность во всем, даже в мельчайших делах… Не бросайте зелень, как попало; не давайте гнить овощам, не брезгайте даже лоскутком или каким-либо старым обрезком в пядь (размером в ладонь. — Е. Р.), каков бы он ни был, тем более одеждой… Мало этого… Не бросайте и не жгите попусту ни куска дерева, годного на какую-либо поделку, ни отрезка доски, хотя бы с собачью челюсть. Равным образом пристойно ли хоть малейшее пролитие вина, разбрызгивание масла?.. Да не будет так, ибо в телесном и духовном богатеют с малого»[247]. Житие говорит, что сам игумен не имел личного имущества, но в монастырской «портохранительнице» наравне со всеми получал одежду.

Феодор Студит не благословлял братию покидать монастырь под разными благовидными предлогами, так как общение с миром неизбежно приводило к «слышанию и видению» неполезных вещей. Студийский устав и обычай распространился далеко за пределами Константинополя и стал для многих обителей в разных странах образцовым монастырским уставом.