Нил Сорский

При жизни Афанасия в его Лавре жили 80 человек. Среди них были выходцы из Италии, Грузии, Армении, и никого в обители Афанасия не называли чужестранцами. Если же кто-то все-таки дерзал выказать презрение к своему собрату или даже смел поднять на него руку, то такой наказывался церковным отлучением (три недели он не мог приступать к причащению Святых Христовых Таин) и ужесточением поста (провинившемуся за трапезой подавали пищу, приготовленную без масла; вино также исключалось из рациона)[271]. Если монах не исправлялся, то изгонялся из обители. Афанасий установил правило, чтобы в церкви и на трапезе за порядком наблюдали иноки, поставленные игуменом. Святой не разрешал монахам собираться в кельях, разговаривать на монастырском дворе. Если монах терял какую-либо вещь (полотенце, иголку, нож или другое), он не должен был ходить по кельям и искать ее. Все потерянное обыкновенно помещали в церковном притворе на медной вешалке («поверзале»)[272].

Для своей многочисленной братии преподобный ввел правило ежедневного исповедания помыслов. На утрени, после последнего чтения, иноки по одному входили в маленький церковный придел Сорока мучеников Севастийских и открывали на исповеди свои греховные помыслы за прошедшие сутки. В течение дня монахи также могли приходить в келью к духовному отцу для исповеди и наставления. Неграмотные монахи обучались чтению и письму под руководством учителя, назначенного игуменом. После повечерия наступало время их занятий. Святой считал, что незнание Божественных писаний является серьезным препятствием для духовного роста монахов. Стоит отметить, что эта тема чрезвычайно беспокоила и Нила Сорского: в своих сочинениях он неоднократно обращал внимание учеников и братии скита на необходимость постоянного изучения Божественных писаний. В его скит неграмотных вообще не принимали.

Преподобный Афанасий в течение всей своей жизни не оставлял книгописания. Однажды во время строительных работ он сломал ногу и долго тяжело болел. Чтобы не оставаться в праздности, игумен за 40 дней переписал патерик — сборник кратких рассказов о жизни святых подвижников и их изречений. Игумен часто обращался к своим ученикам с краткими духовными наставлениями: «Братия и чада, внимаем себе и язык удержим: лучше бо от высоты пасти (упасть. — Е. В.), неже от языка»[273]. Однажды монах Феодорит обратился к игумену с вопросом, почему Господь не дает современным инокам таких дарований, каких сподоблялись древние подвижники. В качестве примера он привел Житие преподобной Евпраксии, где рассказывалось о том, что святая отроковица постилась (оставалась без пищи и питья) 45 дней. В ответ преподобный Афанасий улыбнулся и сказал: «Не глаголи, брате, яко не дает Бог ныне такова дарованиа. Яко не хощем ныне тако себе нудити, яко же святии…»[274] Думаю, что эти слова из Жития Афанасия Афонского Нил Сорский мысленно подчеркнул для себя, так как они полностью совпадали с его собственным внутренним убеждением. Он неоднократно повторял эту мысль, обращаясь к своим ученикам и читателям.

Житие Афанасия Афонского рассказывает, что святой обладал даром исцеления и предвидения. Так, он предсказал свою трагическую кончину. В один из дней игумен осматривал свод и купол строившейся церкви, которую сам спроектировал. Внезапно каменная кладка рухнула и святой вместе с шестью монахами оказался под обломками. Пятеро иноков погибли сразу. Молитвы преподобного монахи слышали в течение трех часов, пока разбирали завалы. Выжил только инок Даниил. Святого Афанасия нашли уже умершим с крестообразно сложенными на груди руками. Тело игумена было цело, только раздроблена правая нога. На третий день, когда отпевали Афанасия, из ноги святого сочилась кровь, как у живого человека[275].

Мощи святого находятся под спудом в приделе Севастийских мучеников главного храма Великой Лавры. Рядом стоит металлический жезл преподобного Афанасия. Сохранился массивный крест святого (весом около трех килограммов), который он не снимал даже когда спал[276].

Великая Лавра, созданная святым Афанасием, стала наиболее известным и влиятельным монастырем Афона. Состав ее братии традиционно оставался интернациональным. В первой трети XV века, задолго до прихода старцев Нила и Иннокентия, здесь трудились русские книжники. Это Авраамий Русин, который переписал в 1432 году сборник житий святых[277], принесенный в 1437 году в тверской Саввин монастырь, и Афанасий Русин, давший в Лавру в качестве вклада плащаницу русской работы[278].