Нил Сорский

Монах-паломник ходил на церковные службы, причащался. В словаре перечислены названия служб: «пред вечернею», «пред обеднею», «начали ли обедню?», «проскомидию творит» и т. д. Несомненно, что русским инокам нравилось греческое богослужение, вся лексика, служащая для описания этой темы, исключительно похвальная: «церковь велика, красна; попове добри, поют красно». Бывало, что греческие монахи сами приглашали паломников посетить свой монастырь или келью: «побывай в нашем монастыре, познаешь нашу келью»[287]. И, указывая рукой вверх на гору, греческий монах показывал русским паломникам тропинку к своему жилищу: «видишь, монастырь». Когда чужой монах приходил в обитель, то его ожидали такие расспросы: «что ради пришел еси?», «своим ли делом или послан еси?», «кто послал?», «много ли имаши пребыть зде? (долго ли пробудешь здесь? — Е. Р.)»[288].

Много лексики посвящено теме исповеди. Русский путешественник знал, как будет по-гречески: «что суть помышлениа твоа?» и мог ответить старцу на его языке: «бес числа согреших». В разговорнике перечислены основные грехи с переводом на греческий язык, начало и завершение исповеди. Случались на исповеди и такие беседы: «Прости мя, отче мой, но диавол прелстил мя, таити велит, еже не исповедати твоей святыни». На это духовник отвечал монаху: «Брате возлюбленный! Не бойся мене, но Бога бойся и заповеди его соблюди; аще мене утаишися, а Бога како утаишися?»[289] Завершение подобной беседы могло выглядеть так: «Молю же тя, добри старче, прости мя грешнаго, яко преизлише лгах ти! И моли Бога за мя!»[290]

Среди духовных советов, помещенных в разговорнике, главный посвящен послушанию: «Не твори ничто без благословениа, да не порадуется диаволь о падении твоем». И еще один совет должны были запомнить паломники: «Добро жити с старцем; полезно в опщем житии посреди многиа братьи; не полезно единому жить: впадет в уныние, в леность»[291]. Так рассуждал и Нил Сорский. Именно с Афона он вынес убеждение, что лучшая форма монашеского жития — это скит, то есть жизнь нескольких монахов рядом со старцем.

Нил умел писать свое имя по-гречески: его греческую подпись («грешный Нил и неразумный») скопировал кирилловский монах Гурий (Тушин), переписавший житийные сборники старца[292]. Для этого Нил мог воспользоваться помощью разговорника. Как заметил Н. К. Никольский, его составитель «сохранил следы близкого знакомства с греческой графикой», греческие слова он записывал на слух греческими буквами.

В житиях святых Нил старался переводить с греческого языка непонятные для русского читателя слова и писал перевод на полях листов: «ксенодохион» — «странноприимница», «епистолия» — «послание», «киновия» — «общежитие», «схоластика суща» — «от первых боляр суща». Он также переводил греческие имена там, где это было важно по смыслу. Например, напротив рассказа о том, как императрица Ирина восстановила иконопочитание, он написал перевод ее имени: «греч. Ирини — рус. мир». Таким образом, Нил сделал для читателя максимально понятным текст Жития, в котором говорилось, что императрица полностью оправдала свое имя, принеся мир в церковную жизнь[293]. Кстати, именно переводом греческих имен на русский язык заканчивается разговорник «Речь тонкословия греческого»[294]. Правка, выполненная преподобным, дала возможность некоторым исследователям предположить, что Нил Сорский знал греческий язык в таком объеме, что сам переводил греческие жития на русский язык. Но, скорее всего, он знал его в объеме разговорника. Во всяком случае, еще ни одному исследователю не удалось показать, что Нил использовал при редактировании текстов греческие списки житий либо переводил с греческого оригинала. Все тексты, использованные им, — исключительно переводные. Находясь долгое время «в странах Царьграда», старец Нил совершенствовался не только как делатель Иисусовой молитвы, но и как филолог. Знания, приобретенные им на Востоке, несомненно, помогли ему в дальнейшем при редактировании житийных текстов.