Для биографа Нила Сорского существенным остается вопрос, посещал ли преподобный Палестину. Строго говоря, это было не самое лучшее время для паломничества в данный регион. Исследователи называют его «темным веком» в истории палестинского монашества[295]
. К концу XV века многие монастыри Иудейской пустыни были покинуты их обитателями под давлением различных внешних и внутренних причин: на монашескую жизнь не лучшим образом повлияли набеги бедуинских племен, регулярные жестокие гонения мусульманских властей, пандемия «Черной смерти», депопуляция, общий экономический застой в регионе и другие обстоятельства. В 1420–1421 годах иеромонах Зосима нашел уже заброшенным монастырь святого Герасима Иорданского, еще раньше — около 1370 года архимандрит Агрефений увидел только руины на месте монастыря преподобного Феодосия Великого. Последние упоминания об обителях Евфимия Великого и святого Харитона как о действующих монастырях относятся к 1230-м годам. «Дольше всех сопротивлялась натиску Пустыни лавра св. Саввы. Число ее насельников во время Зосимы составляло тридцать человек. В начале 1480-х гг., когда монастырь посещал Ф. Фабри, там жило всего шесть монахов»[296]. Впоследствии лавра была полностью оставлена. Синайский монастырь был на порядок мощнее и многолюднее, поэтому сумел сохраниться, хотя неоднократно разорялся окрестными бедуинами. Если паломничество Нила состоялось не позднее 1480–1483 годов, он мог побывать в Лавре Саввы Освященного и отправиться дальше на Синай, как сделал другой паломник — немецкий пилигрим Феликс Фабри, посетивший в это время Святую землю, чтобы поклониться Гробу Господню и горе Синай. Несмотря на то что целей своих он достиг, его паломничество было сопряжено с большими трудностями. «По прибытии паломнических кораблей в Яффу там прошел слух, что бедуины вырезали синайских монахов и опустошили монастырь, в связи с чем паломничества на Святую Гору в этом году не будет. Потом, правда, выяснилось, что слух был ложным: его распустили венецианские капитаны — организаторы паломничества, чтобы отвадить желающих идти на Синай и уменьшить тем самым расходы на организацию передвижения богомольцев»[297]. Такова была реальность.В своих сочинениях Нил Сорский вспоминает о Царьграде и Афоне, но о посещении Иерусалима нет ни слова. Однако размышляя в своем уставе о распорядке дня скитского инока, Нил Сорский говорит о том, что свое монашеское правило нужно соотносить с теми конкретными условиями, в которых живешь. Он пишет буквально следующее: «Летом ведь и зимой в северных странах день и ночь значительно увеличиваются в часах, — не как в Средиземноморье, в Палестине или в Константинополе». Преподобный упомянул Палестину, а он всегда говорил о том, что знал наверняка. Возможно, воспоминания о паломничестве в Иерусалим оказались глубоко спрятаны в его сердце. Нил вообще не любил рассказывать о себе. Даже о Царьграде и Афоне он обмолвился лишь для того, чтобы сделать более доказательной свою мысль о том, что скит является наилучшим типом монастыря для желающих безмолвия. В этом случае ему нужно было сослаться на непререкаемый авторитет Царьграда и Афона.
В начале XVII века среди сорских монахов еще сохранялось устное предание о том, что старец Нил «живал… много времени с великими отцы и досточюдными и во странах Палестинских, иже окрест Иерусалима, и в Раифе (на Синае. —