Обратный путь русских паломников домой был долгим и опасным. Созерцание безбрежной морской стихии порождало у монахов множество размышлений. Святые отцы часто использовали образ моря в своих сочинениях. Море предстает в них как таинственная и враждебная человеку среда. Оно напоминает земную жизнь человека, наполненную бесконечными желаниями и искушениями. Преподобный Нил Постник в своих сочинениях сравнивал бушующие морские волны с губительными человеческими страстями. Корабль, на котором можно добраться до надежной пристани, — единственное спасение путешественника. Но для этого корабль должен быть устойчив на волнах, не иметь пробоин и малейших трещин. Так и монах, говорили святые отцы, сам для себя является надежным кораблем, если постоянно сосредоточен на молитве и не обременяет себя ненужными заботами. «Многостяжательный монах — перенагруженный корабль, легко потопляемый в мятущихся от бури волнах. Как кораблю, в котором открылась течь, прибавляет опасности каждая волна, так многостяжательный больше и больше утопает в заботах», — рассуждал Нил Постник[301]
. И продолжал: подобно тому как море не переполняется, принимая в себя множество рек, так и сребролюбивый человек не насыщается деньгами, сколько бы их он ни получил. Блудная страсть также накрывает человека с головой, парализуя его волю к спасению. «Корабль убегает от морских волн, угрожающих опасностию, а душа — от женских лиц, причиняющих гибель. Вид нарядной женщины потопляет хуже волны. Из волн по любви к жизни можно еще выплыть, а обольстительный вид женщины убеждает пренебречь и самой жизнию»[302]. Зато спокойное море ассоциировалось у святых отцов с бесстрастием души: «В тихом море плавают дельфины, а при мирном состоянии духа возникают боголепные помышления»[303]. Однако это состояние души и стихии весьма непродолжительно, а потому путешественники должны спешить к надежной пристани: «Обуреваемый корабль поспешает в пристань. И целомудренная душа ищет пустыни»[304]. Именно в спасительную лесную пустынь стремились теперь сердца иноков Нила и Иннокентия.Часть 4. Скит на реке Соре
Пустыня
Се удалихся бегая, и водворихся в пустыни. Чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури.
После долгого странствования монахи Нил и Иннокентий вернулись в Кирилло-Белозерский монастырь, но не остались в нем, а поставили себе келью неподалеку и некоторое время жили в ней[305]
. Желая совершенного безмолвия и уединения, они пришли на речку, именуемую Сора. Время прибытия иноков на Русь и основания скита неизвестно, но совершенно точно, что все эти события случились до июня 1488 года — февраля 1489 года. Таким периодом датируется грамота, в которой новгородский владыка Геннадий просил бывшего архиепископа Ростовского Иоасафа прислать к нему старцев Нила и Паисия (Ярославова), чтобы посоветоваться с ними по поводу ереси «жидовствующих»[306]. Очевидно, что к этому времени Нил Сорский не только вернулся с Востока, но и обустроил свой скит. Епархиальным архиереем, у которого он должен был получить благословение на основание монастыря, скорее всего, был тогда еще действующий архиепископ Иоасаф.Монахи поселились на великокняжеских («черных») землях. Вплотную к скиту подступали ферапонтовские деревни, располагавшиеся по берегу Сороярского (Соровского) озера, и деревни Кириллова монастыря. Не так давно, в 1482 году, монастырь поставил здесь деревню Пенькову. Преподобный Нил хорошо знал границы и межи всех владений, поскольку сам, будучи кирилловским старцем, присутствовал на отводе земель близ Сороярского озера. Тогда по приказу белозерского и верейского князя Михаила Андреевича княжеский слуга Афанасий Внуков отвел Кириллову монастырю вновь пожалованные земли: деревню Погореловскую с пустошами Бренковой, Кондратовой и Судоковой. Пустошь Кондратова вместе с лесами и пожнями примыкала к владениям Ферапонтова монастыря, поэтому Афанасий Внуков проложил межу (условную границу). Она шла «от Кнутовы деревни от Мякишевские… от Сороярьского озера по Крутой враг (овраг. —