Ниндзя с Лубянки

– Я знаю. Он очень скоро окажется нашим противником. Так или иначе, война с русскими неизбежна. В нашей семинарии училось много детей казаков, а они как дети самураев – нередко глупы, но настоящие воины и преданы родине. Это значит, что жирные русские генералы и их вечно пьяные офицеры кое-чему научились у нас под Мукденом и Порт-Артуром. Они не хотят больше проигрывать из-за того, что ничего не знают о нашей армии и не могут прочитать наши донесения, которые штабные умники даже не шифруют, веря, что белым никогда не одолеть наших иероглифов. Впрочем, теперь уже и Кодокан не самое подходящее место для подобных разговоров. Пойдемте-ка, прогуляемся.

– Но сэнсэй…

– Учитель Сакамото в курсе.

Вставая, молодые люди посмотрели на своего наставника. Тот поймал их взгляд и еле заметно кивнул, давая понять, что знает, с кем и зачем они уходят, не дождавшись церемонии вручения дипломов.

– Пойдем в сторону Вакамия, – сказал Вакаса, выйдя на улицу и щурясь от яркого осеннего солнца, – тебе, Сакамото, ведь туда? А мне в Ичигая, как раз по пути. Да и Ода-кун оттуда пройдет прямиком к себе на Акасака, не так ли? Да не волнуйтесь! Сакамото-сэнсэй специально пригласил меня в Кодокан – я давно хотел побеседовать с вами кое о чем интересном…

– О чем? – с любопытством спросил более непосредственный, чем его сдержанный товарищ, Ода.

– Все о том же! – громко и противно, как это делают в Японии уверенные в себе люди, захохотал Вакаса и вдруг, став серьезным, остановился и спросил: – Вы ведь оба лучшие в классе по знанию русского языка? Это очень хорошо, очень. С русскими скоро придется воевать! Я битый час вам об этом толкую! – внезапно разозлился он.

– Но ведь война только двенадцать лет как кончилась!

– Двенадцать лет – это очень много, Сакамото-кун. Так много, что кое-кто в нашей стране уже и в самом деле забыл о том, что угроза нашей империи всегда исходила с севера. До сих пор многие думают, что мы выполнили свою задачу, отняв у варваров Квантун и половину Сахалина, – это преступное недомыслие! В руках русских осталась железная дорога, остался большой русский город Харбин, а значит, вся Маньчжурия. Рано или поздно мы снова встретимся с ними на сопках Северного Китая, и мы должны быть готовыми.

– И наш русский язык… – начал сообразительный Ода.

– Да, и ваш отличный русский язык, особенно у тебя, Сакамото, станет вашим оружием в нашей священной борьбе за незыблемость империи. Но не только язык. Как вам сегодняшнее посещение Кодокана?

– Очень впечатляет. Особенно «Русский медведь». Совсем не похож на японца. Очень силен.

– Вот видите! Они готовятся к нападению на нас! И мы должны быть готовыми дать им отпор. Я слышал, вы оба тоже не прочь помериться силами на татами?

– Да, в колледже мы занимаемся дзюдо, а Сакамото лучше всех еще и в сумо.

– Знаете что? – Вакаса вдруг резко остановился. – Давайте-ка возьмем рикшу и быстренько домчимся до Ичигая. Я хочу вам кое-что показать. Но поклянитесь, что под самой страшной пыткой никому не расскажете о том, что увидели!

Взволнованные юноши переглянулись и в один голос ответили:

– Клянемся!

Через три четверти часа они сидели в небольшом зале, устланном татами, в неприметном ангаре, притаившемся в дальнем углу Императорской военной академии, и не верили своим глазам. Несколько человек, вскоре к ним присоединился и Вакаса, переодевшийся и повязавший лицо платком, молча, но ожесточенно сражались друг с другом на татами. Эта борьба была похожа на хорошо знакомое юношам Кодокан-дзюдо, но включала приемы и техники и из неизвестных им школ дзюдзюцу, и из хорошо знакомого сумо. Кроме того, люди, одетые в обычные тренировочные кимоно, использовали резкие толчки руками в голову и тело противника, наносили сильные удары ногами, иногда доставая чуть ли не до груди своих врагов, но те, казалось, все предвидели заранее. Удары тонули в вязких круговых движениях обороняющихся, броски срывались контрбросками, попытки удушающих приемов компенсировались болевыми. Все это кружилось, яростно пыхтело, скользило по татами и выбивало из него облачка пыли, если какое-то из брошенных тел падало не слишком удачно.