Ниндзя с Лубянки

Еще через час в этом же ангаре ошалевшие от увиденного Сакамото и Ода сидели вместе с Вакасой, снявшим свой платок, но еще не переодевшимся, и пили почти прозрачный чай с запахом рыбьей чешуи. С ними сидел еще один человек: худой, лысый, в кругленьких небольших очках с металлической оправой, с бородкой в конфуцианском стиле – такую носил и приемный отец Сакамото. Хотя пришел он сюда в узком модном сюртуке, сейчас он сидел в тренировочном кимоно и, судя по пятнам пота на его спине, ребята только что видели его в числе сражающихся. Утверждать это с уверенностью молодые люди не решились бы. Все, кто сражался сегодня в этом странном додзё, носили одинаковую одежду, их лица были закрыты одинаковыми повязками, и все они выглядели похожими друг на друга как две капли воды. К тому же, хотя это было невежливым, человек не представился. Вакаса сразу назвал его сэнсэем, и юноши предпочли не задавать лишних вопросов. Этот очередной сэнсэй медленно, спокойно и очень внушительно говорил им то же самое, что они сегодня слышали уже не впервые:

– То, что вы видели, – большая тайна. Императорская армия все время должна быть готова к войне. К войне с Китаем и Россией. Но мы уже один раз поделили эти страны. Русские и китайцы не настолько глупы, чтобы не делать выводов из собственных ошибок и поражений. Значит, они тоже готовятся к войне с нами. Изучают нашу армию, нашу страну, наш народ. Совершенствуют разведку, засылают к нам шпионов, ведут за нами наблюдение и на островах, и в Маньчжурии. Особое внимание, конечно, вызывают наши военные. Поэтому лучшие люди нашей страны, настоящие патриоты, среди которых немало мастеров боевых искусств, защищают Японию и несут свет цивилизации варварам, стараясь избегать лишнего внимания. Они уходят навстречу врагу – на сопки Маньчжурии, на берега реки Черного дракона – русские называют ее Амуром. Там, не смешиваясь с военными, они самостоятельно ведут разведку и вылавливают иностранных шпионов. Там, в условиях, которые здесь, в Токио, и представить нельзя, они совершенствуют свой боевой дух, свой разум. Последнее – самое трудное. Можно стать большим мастером меча, но оказывается, что выучить варварские языки – много, много сложнее. Мне говорили, что вы оба большие специалисты в русском?

– Да, – второй раз за день ответили на этот вопрос Сакамото и Ода.

Сэнсэй внезапно перешел на русский язык и заговорил, но так плохо и с таким сильным акцентом, что вряд ли его понял бы «Русский медведь» Василий:

– Скорико бёрусуто от Урадзиостоку до Санукуто-Петербургу?

– Босемь тысячи дибятисот цуринадцачи бёрусуто, – ровно с таким же акцентом ответил Ода.

– От Владивостока до Санкт-Петербурга восемь тысяч девятьсот тринадцать верст, – без малейшего акцента произнес Сакамото и, чуть поколебавшись, добавил: – Если ехать через Вологду и Пермь, а не через Москву.

Сэнсэй удивленно откинулся назад и удовлетворенно переглянулся с Вакасой. Строго продолжил после паузы:

– У тебя очень странный выговор. Совсем непонятный. Русские так не говорят. Тебе надо больше заниматься и совершенствоваться в языке. Но у тебя отличные шансы. Сэгучи-сэнсэй тебя научит. Я знаю, что ты родился в России и не совсем японец. Ты ведь кореец, так? Я бывал в Корее. Давно. Когда тебя еще не было. Впрочем, это не важно. Для нас ты сын учителя Сакамото, а это значит, что ты японец. Японец, любящий и верящий в свою страну так, как может любить и верить в свой организм одна его клетка. Вы оба – наша надежда. Именно поэтому я добился у Сакамото-сэнсэя разрешения привести вас сюда.

Теперь снова настала пора удивляться молодежи. Значит, учитель все знал, и их визит в Кодокан, встреча с Вакасой были заранее обговорены. И Вакаса на улице вовсе не случайно решил показать им странную борьбу на территории военной академии, куда вход простым смертным запрещен и где их ждали заранее заготовленные пропуска… Во всем этом было что-то одновременно пугающее, неприятное, но в то же время страшно интригующее. А их лысый собеседник, будто угадывая их мысли, тем временем продолжал: