Ниндзя с Лубянки

– Штейнберг постоянно живет в Харбине, но часто бывает и в Токио. Активно общается с современными японскими писателями пролетарского толка. Они испытывают симпатии к нашей стране и представляют серьезный интерес для будущих контактов среди японской элиты. В свою очередь, профессор Штейнберг пользуется у японцев большим уважением, как один из немногих русских востоковедов с поистине мировым именем.

– Ну да, ну да, – саркастически бросил окончательно успокоившийся Ягода и с интересом посмотрел на Чена, словно пытаясь на глаз определить, насколько искренне тот говорит, – вы только забываете, Марейкис, что люди из Харбина и Токио – не ваша компетенция. Это задача Иностранного отдела, и за то, что вы лезете в чужой огород, я вам лично голову оторвать могу.

– Так точно, – спокойно подтвердил Чен всемогущество Ягоды, – но Штейнберг знает меня лично. И на контакт он пошел сам, первым. Вел себя, как типичный инициативник. Думаю, фигура профессора Штейнберга могла бы представлять удобную и перспективную цель для разработки ряда интересных харбинских и японских контактов на самом высоком уровне. Меня же Иван Карлович знает как переводчика и специалиста по японской современной литературе. По японской культуре в целом. Полагаю, он лично, возможно даже материально, был заинтересован японскими культурными кругами в организации в Москве гастролей национального театра кабуки и хотел поговорить об этом со мной.

– Поговорил? – с легкой усмешкой спросил Ягода.

– На официальных мероприятиях не удалось. Он предложил мне встретиться рано утром. У него поезд на Читу отходил в девять утра, поэтому я согласился на встречу в любое удобное для него время, понимая его сложности. Но после банкета я был вызван сюда, на Лубянку, вместе с начальником ЭПРОНа в связи с моей командировкой в Балаклаву по делу «Черного принца».

– Марейкис, меня не интересует ваш распорядок дня! Я спрашиваю, почему вы убегали! Убегали как мальчишка или, хуже того, иностранный шпион, от наружного наблюдения!

– Я только хотел сказать, что сутки не спал. И после встречи с Штейнбергом почувствовал, что силы меня просто покидают. Решил пробежаться до дома, я рядом живу, чтобы и в себя прийти, и отдохнуть поскорее. Времени до работы оставалось мало. А никакого наружного наблюдения я и в глаза не видел. Да и не стал бы я убегать от него. Зачем?

Вопрос «Зачем он за мной следил? Почему?» Чен задавать не стал. Он видел, что Ягода что-то от него скрывает. Раз так, то не было смысла выкладывать сразу всю правду. Может быть, нет смысла вообще ее выкладывать. Если он что-то скрывает, то надо скрывать и мне. Одно из главных правил, усвоенных Рютаро Сакамото в школе Черного дракона, гласило: «дурачивший других будет одурачен». Тем более Чен был уверен, что «вели» все-таки Ивана Карловича, а не его – агента Марейкиса, который всегда был вне всяких подозрений и которому безраздельно доверял сам Дзержинский. Ему верили всегда, пока фактическим хозяином Лубянки не стал этот бывший печатник с Волги с наклонностями уличного разбойника.