Ниндзя с Лубянки

Говорить ли Ягоде про Меморандум? Вот каков был главный вопрос, занимавший Марейкиса с того самого момента, как в его квартире раздался звонок, разбудивший его, только что уснувшего, и выдернувший из постели в кабинет замначальника ОГПУ, куда снова пришлось бежать, нарушая все возможные правила конспирации. И теперь, пока Чен неуклюже оправдывался, он все никак не мог ответить сам для себя на проклятый вопрос: говорить или не говорить? С одной стороны, сведения о том, что какие-то китайские группировки, враждебно настроенные по отношению и к Японии, и к Советской России, готовят фальшивый документ, целью которого видится провоцирование войны между этими странами на китайской территории, являются информацией сугубо секретной и исключительно высокого уровня. Ягода в этом смысле как раз тот человек, который может и сам грамотно разобраться в том, куда, кому и когда докладывать этот документ, и принять необходимые меры оперативного характера: выяснить, откуда этот Меморандум взялся и кто за ним стоит. Вот только… захочет ли? У Ягоды на Лубянке плохая репутация, оперативники ему не доверяют до конца – это Марейкису было отлично известно. Никто не может гарантировать, что он поверит именно Чену, а не Меморандуму. Слишком уж велик будет соблазн для фактического главы ОГПУ при вечно болеющем полиглоте Менжинском порадовать Сталина покупкой сенсационной «утки». Наконец, главное: неизвестно, насколько вообще правда все то, что рассказал Штейнберг. Его пришлось убрать по оперативным соображениям: он рассказал достаточно много для того, чтобы понять, что старик стал двойным агентом и слишком много знал или догадывался о том, что ему знать было совсем не надо, да еще в любую минуту мог разболтать чужие секреты. Конечно, правильно было бы просто доложить об этом руководству, и дальше пусть сами разбираются. В итоге дело пришло бы в резидентуру Иностранного отдела в Харбине, и разбирать пришлось бы им. Но Чен совершенно точно понимал, что это ничего бы не дало. Позиции советской разведки в Маньчжурии сейчас слишком шаткие, чтобы конкурировать там одновременно с японцами и китайцами. Резидент Иностранного отдела ОГПУ Юдин, судя по словам Штейнберга, находится там под пристальным вниманием и японской, и китайской разведок. Скорее всего, старик решил разыграть свою партию, хорошо подзаработать перед тем, как окончательно выйти на покой. Вот и хотел использовать Марейкиса вслепую, зная, что того ценят как уникального специалиста по Японии. Не вышло.

Докладывать или не докладывать в таком случае про Меморандум? И если да, то кому? Все-таки Ягоде? Формально ему как главе Секретно-оперативного управления и начальнику Особого отдела. Но, может быть, это в компетенции Иностранного отдела – ИНО? Во всяком случае, китайцы будут продавать Меморандум где-то там, за границей, скорее всего, в Маньчжурии, а это сфера деятельности ИНО. Значит, идти к ее шефу – Трилиссеру? Или в Восточной отдел – к Петерсу? А если попробовать довести информацию сразу до Менжинского, пусть формально, но возглавившего органы после смерти Железного Феликса?

«Постой, – сказал сам себе Чен. – Что-то происходит. Что-то здесь явно не так. Значит, нельзя принимать никаких решений. Должна быть ясность. Тяни время. Почему они следили за Поздним? Ведь Ягода не может не знать, что профессор – давний агент и ИНО, и Разведупра. Для профилактики? Или были другие причины? Подозревали, хотели вычислить и отсечь кого-то еще? Почему вызвали меня? Конечно, убежал я не от большого ума, но, похоже, из этой глупости тоже можно извлечь пользу. Надо тянуть».

– Странный способ отдохнуть после бессонницы, – протянул Ягода, который явно был в замешательстве. При всем идиотизме ситуации с побегом от наружки нельзя было не признать, что лишь настолько же глупое объяснение выглядело убедительным. Не мог же, в самом деле, опытный агент, увидев за собой наблюдение, отрываться от него бегом? «Он, конечно, азиат, но не до такой же степени, – размышлял Ягода. – И куда он убежал? К себе домой. Когда позвонили, он, судя по голосу, спал, хотя, конечно, мог и претворяться. Но это совсем уж глупо!» Ягода рассердился сам на себя за то, что окончательно запутался, тряхнул головой и сурово сдвинул брови.

– Вам известно, что за профессором Штейнбергом было установлено наружное наблюдение?

«Вот оно! – понял Чен и похвалил сам себя. – Молодец, надо было потерпеть. Он сам все расскажет».

– Никак нет. На мероприятиях вчера днем и вечером ничего подозрительного я не заметил. Во время встречи рано утром, на которой Штейнберг передал мне материалы по гастролям, я тоже никого подозрительного не видел. Штейнберг был очень настойчив. У меня сложилось впечатление, что эти гастроли очень важны для кого-то в Японии.

– Да бросьте вы про гастроли, Марейкис! Поумнее вас люди найдутся с театром разобраться! То есть вы даже слежку не в состоянии заметить? Хорош у Артузова лучший агент! Больше вы с ним ни о чем не говорили?