Niro. Сборник рассказов.

Ноги сами принесли его сюда — в подсобный двор музея, к молчаливой статуе атланта. Был поздний августовский вечер, около десяти часов. Солнце уже садилось где то за зданием музея, и здесь, во дворе, уже царил полумрак, и даже длинные тени от домов и деревьев слились в одно черное пятно, поглотив кусты и готические вазы. Сергей медленно пошел в обход молодых насаждений к тому самому тополю, при помощи которого статуя была благополучно выгружена из «КАМАЗа». Тихий шум листвы от южного ветра был далеко не единственным звуком, доносившимся до ушей Каменского — где–то ревели автомобили, лаяла чья–то собака; в общем, жизнь в городе не затихала даже в преддверии ночи

Сергей осторожно опустился на клумбу — туда, где он лежал прошлой осенью в раздумьях о судьбе атланта и красавице Анне. Оглядевшись по сторонам, Каменский увидел много новых экспонатов и огромный холст, натянутый на раму. На холсте красивыми ровными буквами было написано: «ГРЕЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ В КАМНЕ. Открытие 19 августа». Дальше шли мелкие строчки об организаторах выставки, о спонсорах и о сроках работы музея. Каменский обратил внимание на то, что экспонаты расположены более–менее упорядоченно, прослеживались даже кое–какие дорожки, в двух местах обозначенные белой краской. Сергей усмехнулся — все они вели к атланту, возле которого, словно пюпитр, стояла табличка: «Атлант. Гранит. 5 век до нашей эры». «Лаконично», — подумал Сергей, подойдя поближе и прочитав надпись.

Статуя была покрыта сетью — чтобы случайно отколовшиеся куски камня не падали на головы работников музея. Во время выставки сетку, конечно же, снимут, но сейчас атлант чем–то напомнил Каменскому памятник Высоцкому на Ваганьковском кладбище — такая же спутанная по рукам и ногам сила, такое же стремление распрямиться и выпрямиться. На долю секунды Сергей почувствовал и себя стянутым такой сетью — сетью обстоятельств, запретов, несбывшихся надежд. Завтра Анна Герхардт становилась Анной Прегер. А Вальтер Прегер приобретал баронский титул, который Герберт фон Герхардт передавал своей дочери в наследство для своего зятя.

Завтра… А сегодня Каменский пришел сюда, чтобы показать атланту приглашение на свадьбу, отпечатанное на компьютере и подписанное самим Вальтером:

«Сергей Каменский приглашается 14 августа 19… года для участия в свадебной церемонии…» Атлант сквозь квадраты сети безучастно взирал на протягивающего ему роскошную открытку Сергея — ему были чужды переживания.

— Вот, видишь.., — прошептал Каменский. — Через шестнадцать часов…

Статуя молчала.

— А ведь все — из–за тебя. И зачем я тогда вызвался на эту работу? — сам у себя и немножко у атланта спросил Сергей. — Еще десять шагов — и я бы никогда не встретил её, и ничего бы не было…

Каменный гигант сурово смотрел перед собой, немного вниз. Сергей подошел поближе и взялся руками за сеть.

— Что же ты молчишь? Может, хочешь пойти вместо меня? Помнишь, у Пушкина? «Каменный гость», статуя Командора… В общем, все умерли. А я ведь помню — ты смеялся! Тогда, когда я уже знал наперед всю свою судьбу, когда я уже был рабом этой трижды проклятой и самой лучшей в мире девчонки! Ты же смеялся, я видел!

И он дернул сеть на себя, но она зацепилась за руки атланта, и Каменский только поранил себе ладони. Это была словно насмешка со стороны скульптуры — ничего не сделав, причинить Сергею боль, как физическую, так и нравственную.

Каменский сжал кулаки и почувствовал на ладонях теплую кровь. Боль слегка отрезвила его, но не настолько, чтобы он перестал метаться перед гранитным изваянием из стороны в сторону.

— Дьявол… — бормотал он. — Чтоб вам всем провалиться! Семь долларов… А как больно–то! — словно удивившись, он остановился и в неверном свете заходящего солнца разглядел темные пятна на ладонях. — Кровь…

И в эту секунду солнце зашло совсем. Темнота спрятала и кровь на руках Каменского, и улыбку атланта, которая появилась на его каменных губах в самое последнее мгновенье перед исчезновением солнца, и горящие глаза Сергея. Наступила ночь.

Каменский тихо выругался и осторожно, боясь запачкать кровью костюм, достал из внутреннего кармана пиджака авторучку–фонарик — подарок барона на окончание четвертого курса. Щелкнул выключатель, и тоненький лучик осветил руки Сергея.

— Действительно, кровь… — словно ожидал увидеть что–то другое, сквозь зубы процедил Каменский. — Да от тебя одни неприятности…

Он повернулся к атланту и обомлел — над головой и плечами статуи разливалось оранжевое пламя, освещающее само себя. Оно переливалось внутри, словно в мире существовали сотни оттенков оранжевого цвета. Искры света плясали в каменных волосах атланта, ставших неожиданно рыжими; сеть сделалась незаметной, словно статуя её сбросила. Набежавший ветерок растрепал прическу Каменского и потревожил хоровод искр, придан им материальность. Оранжевый огонь затрепыхался, как знамя, но едва только ветер утих, он успокоился.