– Твои намерения были очевидны, а в таких тонких вещах считаются и они. Ты клялась принадлежать только ему, так что теперь и он не обязан за тебя заступаться.
Девушка выдернула руку, и с трудом сдерживалась, чтобы не расцарапать ему морду:
– Это неправда! Твои слова хороши, но помню все поступки и вовсе не собиралась…
– Ты забыла добавить: и я не такая! – громко рассмеялся Нэвлис. – Разумеется, милая. Вы все не такие.
– Так странно, – задумчиво протянул Дар, безразлично глядя прямо на них. – Все это пустая суета, тлен, бессмыслица. Смерть близко. Скоро все пройдет…
Эслин едва не рвала на себе волосы. Что же с ней стало, если любые приятные слова она впитывает с такой благодарностью?! Будто Нэвлис кинул ей косточку, а она ринулась подбирать. В хороводе хаотичных терзаний Эслин внезапно увидела хохочущего министра Энтина и чуть не взвыла. Куда там белка, собакой вышла из Учебника, ею и осталась, разве что к хозяину прибилась, какой попался. Глядя в самодовольное лицо Нэвлиса, она ощутила, как слезы вновь наполняют глаза, яростно размазала их и крикнула неподвижному Дару:
– Да проснись же, Дархан! Я не нарушала клятву! А вот он сделал мне больно!
Шаман посмотрел на нее, будто пытаясь узнать, и вдруг его отекшие глаза-щелочки слегка приоткрылись. Он подскочил к Нэвлису и внезапно проехался кулаком по его скуле, но тот отступил, и Дархан начал падать, успев схватиться за друга. Вместе они сцепились на земле, осыпая друг друга ударами. Эслин отскочила в сторону, не понимая, почему шаман не использует силу. Очевидно, Нэвлису недоставало опыта в драках, зато он чувствовал себя лучше, весил больше и был злее. Он быстро одержал верх, уселся на друга и принялся хлестать его по лицу то левой, то правой рукой, приговаривая:
– Кем ты. Себя. Возомнил. Променял на подстилку?
– Я клялся, – прохрипел Дар, напрягая горло и шевеля распухшими и разбитыми губами. Эслин огорченно отвернулась. Нэвлис плюнул и встал.
– Тряпка! Ну хоть мне полегчало. А ее участь все равно решена. Осталась всего пару дней, и ты ничего не сможешь сделать.
Он вразвалку пошел к лагерю, мимо застывшей Эслин, утирая кровь из носа рукой. Остановился. Вернулся к лежащему на земле шаману и склонился над ним:
– О, забыл сказать. Не смей больше удирать к своим духам, понял? Как не нападут на нас, так тебя нет! Увижу еще раз твои прекрасные голубые глазки, ввалю дубиной по затылку, и пикнуть не успеешь.
Никак не реагируя на угрозу, Дархан вдруг запоздало спросил Нэвлиса:
– Почему ей пара дней?
Зеленые слабо мерцали в ладонях и приглашали потянуть, рассмотреть северян внимательнее. Однако сжать их не выходило. Бывшая ткачиха видела Нити, но не могла их ощутить, взять, а потому застонала от досады. Однако верхний слой сиюминутных эмоций рассмотреть смогла.
В груди Нэвлиса свернулась клубочком и пульсировала красная ярость. Из уголков рта сочилась пурпурная жижа злорадства. А возле его пальцев… Пришлось прищуриться, чтобы напрячь зрение до предела. Да, с рук главы северян безвольно свисали Оранжевые Нити Влияния, грозясь отцепиться и слететь. Вот это да. Интересно, а он чувствует?
Эслин осторожно сделала пару шагов к ним, силясь увидеть больше. Нэвлис удивленно посмотрел на нее, по его телу прокатилась ярко-желтая волна и упала на лежащего Дара. Обида, причем сильная. Интересно, сиюминутное чувство или идет из глубины? Злость на Нэвлиса слегка отступила – в целом, он был понятен. Эслин перевела взгляд на Дара и нахмурилась. Тут ее ждал сюрприз.
Шаман оказался окружен искрящимся грозовым облаком. Нить уходила внутрь него и терялась из виду. Эслин смогла рассмотреть только мечущиеся отголоски горя и бездонное нечеловеческое безразличие, которое заставило ее отпрянуть. Вот и закат силы. Девушка судорожно вздохнула. Пощипывание в руках прекратилось, а взор прояснился. Нэвлис уже шагал обратно к северянам. Эслин же медленно осела, ощущая усталость во всем теле. В лесу тоже уже стемнело, день пролетел. Она подползла к Дару и сочувственно прикоснулась к его лицу.
– Я живучий, – беспечно махнул он.