Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Мы, несомненно, прошли долгий путь от прежнего осуждения Америки как духовной пустыни, от нападок Менкена[35] на «тупоголовых обывателей» и от популярного в тридцатых годах марксистского представления Америки в виде страны капиталистической реакции.

Далее высказывалось осторожное предположение, что, отчасти в силу утраты Европой своего прежнего священного статуса, «Америка теперь становится защитницей западной цивилизации, по крайней мере в военном и экономическом смысле».

Редакторы впадали здесь в крайнюю ересь, во всяком случае, для «радикального» журнала, утверждая, что теперь признание американской демократии представляет собой подлинную позитивную ценность и что «это не просто капиталистический миф, а реальность, которую нужно защищать от русского тоталитаризма. <…> Так или иначе, большинство писателей уже не считает отчуждение жребием художника в Америке, а, напротив, очень хочет быть частью американской жизни».

О том, насколько писатели действительно этого хотели, можно судить по отсутствию в подборке упоминаний о сомнительной войне в Корее. Один из американских интеллектуалов, Норман Подгорец, даже написал в своей автобиографической книге, что в его кругу американская внешняя политика расценивалась как правильная, а корейская война – как «справедливая». Действительно, эта «справедливая» война, казавшаяся интеллектуалам, которых представлял «Партизан Ревью», столь несущественной, осталась для американцев некоей войной-призраком. О ней ни словом не упоминает, например, и «Мировой альманах» за 1971 год, хотя в нем опубликованы три серьезных обзора истории Кореи, ее географии и экономики. Редакторов «Партизан Ревью» и бо́льшую часть читателей журнала куда больше волновало наступление «массовой культуры» на искусство. Авторы статей в основной своей массе не спешили приветствовать «признание» интеллектуалов и указывали на опасности растущей власти массмедиа. С редакционной позицией «Партизан Ревью» расходились немногие, но среди них был Делмор Шварц, который настаивал на необходимости существования критически настроенного нонконформистского меньшинства, продолжающего великую традицию Торо и Веблена. Он осуждал своих собратьев-интеллектуалов за приспособленчество, которое, по его словам, являлось «преобладающей тенденцией среди мыслящих людей». Стремление к конформизму, писал Шварц, – это бегство от наплыва нового, от хаоса и неуверенности текущего момента, это вынужденное и ложное утверждение стабильности перед лицом мощной и все нарастающей нестабильности. Шварцу вторил еще один сильный голос – голос Нормана Мейлера. Четырьмя годами раньше, в возрасте двадцати пяти лет, Мейлер опубликовал свой военный роман «Нагие и мертвые». Он был хорошо принят и прочитан широкой публикой, которая в то время могла покупать лишь дешевые книги в бумажной обложке. Книга Мейлера, вышедшая в 1948 году, появилась в дешевом издании в 1951-м. Тревожной констатации роста нетерпимости посвящено в ней немало страниц, на которых срочнослужащие и их офицеры в очень близком духе обсуждают политику. Диалоги изобилуют нападками на негров, евреев и коммунистов: Мейлер явно видел в войне инструмент реакции. Мечтой его измученных солдат, возвращающихся домой, является Америка, свободная от всяких источников беспокойства, столь многочисленных во времена Депрессии. Один из солдат говорит задумчиво:

Нам придется здорово потрудиться. Говорят, что в Вашингтоне набралось много негров. Это факт, я читал об этом в газете… Там один негр командует белыми. Это все война…[36]

Человек другого интеллектуального уровня, лейтенант Хирн, обдумывает свои взаимоотношения с генералом. Он вспоминает, что генерал рассказывал ему об одном сотруднике Военного министерства, уволенном со службы после того, как ему подложили в письменный стол документы, уличающие его в связи с коммунистами. «Непонятно, почему же это сработало? – удивился тогда Хирн. – Ведь вы говорите, все знали, что этот человек безвреден». Генерал ответил:

Такие вещи всегда срабатывают, Роберт. Вы не можете себе представить, насколько эффективна грубая ложь. Средний человек никогда и не осмеливается заподозрить, что у сильных мира сего такие же, как у него, грязные побуждения; разница здесь только в том, что у них больше возможностей осуществить их.