Нюрнберг

Лестничная площадка была пуста. Под ногами хрустел старый хлам. Волгин старался продвигаться неслышно, однако это было практически невозможно: то подошва наступит на битое стекло, которое издаст сухой треск, то локоть коснется стены, и тут же на пол с шелестом посыпется штукатурка.

Казалось, здесь давно не ступала нога человека. Зияли темнотой провалы дверных проемов. Волгин понимал, что вряд ли в этой кромешной тьме можно будет обнаружить то, что нужно. Наверняка Хельмут в качестве укрытия подыскал себе другой угол, более надежный.

И все-таки он заглядывал внутрь помещений, исследовал их в смутной надежде обнаружить хоть что-нибудь, что могло бы привести его к цели.

Комнаты были пусты. На полу валялись разломанная мебель, грязные вещи, битые цветочные горшки. Здесь давно не было ни одной живой души, хозяйничали только сквозняки в коридорах.

В конце концов Волгин вышел на лестничную площадку верхнего этажа и ткнулся в грубо выкрашенную темно-коричневой краской дверь. На уровне человеческого глаза, едва заметная в темноте, светилась нарисованная белым мелом стрелка – точно такая, какую вывела на клочке бумаги Лена.

Волгин проверил пистолет и запасную обойму; оружие было в полной боевой готовности. Конечно, он понимал, что бой будет коротким: одному против банды головорезов долго не выстоять.

План его был прост и, как надеялся Волгин, вполне осуществим. Надо отвлечь внимание на себя и создать ситуацию, при которой Лена и девочка смогут выскользнуть из логова Хельмута невредимыми. При этом Волгин понимал, что самому ему живым уйти не удастся.

Он осторожно коснулся дверной ручки. Дверь неожиданно поддалась. Это был плохой знак.

Волгин заглянул в квартиру. Первое, что он увидел, – зеркало, в котором отражался длинный темный коридор. Он был пуст, только на полу валялись бутылки.

Волгин вошел. Никого. Ни часовых, ни охраны. Он стал неслышно продвигаться сквозь анфиладу комнат, заглядывая в каждый закуток. Нигде не было ни души. Только ветер завывал в дымоходе.

Возможно, это помещение, как и все другие, давно было необитаемым, и искать Лену надо не здесь. Однако шестое чувство подсказывало Волгину, что он на верном пути, и дело было не только в стрелке, начертанной на входной двери.

Волгин, мягко ступая по скрипящим половицам и оглядываясь вокруг, пытался найти подтверждение, что Лена была тут совсем недавно.

В глубине коридора он увидел неприметную дверцу. На полу валялся металлический замок со вставленными в него ключами. Волгин заглянул внутрь. Здесь было темно, хоть глаз выколи, лишь из щелей забитых окон струился снаружи слабый ночной свет.

Когда глаза привыкли к темноте, Волгин разглядел покосившийся столик и кровать с расползшимся матрасом. На матрасе валялся какой-то предмет. Волгин подошел ближе. Это была большая кукла.

На стенах каморки были нарисованы причудливые фигуры: звери, люди, какие-то диковинные существа, а еще солнце. Солнца на рисунках было очень много, оно присутствовало в самых разных вариантах, расправляло робкие лучики над каждой изображенной человеческой фигурой. Над кроватью Волгин увидел три фигурки: папа, мама, ребенок. Они держались за руки и улыбались в зеленых лучах светила.

Сколько же здесь было изображений! Они роились, переплетались меж собой, заполняя все пространство стен, и нечто знакомое почудилось Волгину в этих зыбких детских рисунках. Что-то, что он видел не так давно и что вызвало в нем щемящее чувство. Он не сразу понял, что стены каморки напомнили ему подвал со струящейся с потолка водой и резкими угольными копиями фресок Микеланджело.

Кукла… Детские рисунки… Сквозняк, завывающий в трубе. Только вот самой Лены здесь не было, как не было и девочки Эльзи.

Он опоздал. Стоя в дверях тесной каморки и глядя на изрисованные стены, Волгин осознал, что потерял обеих.

38. Фотография

Дворец правосудия жил своей обычной жизнью. Из-за дверей кабинетов доносились голоса и телефонные звонки, в коридорах с кипами документов в руках сновали клерки.

Волгин поднялся на этаж, где размещалась советская делегация, и направился к кабинету Мигачева. Переводчица Маша проводила его серьезным взглядом.

Он распахнул дверь и увидел Мигачева, стоящего рядом с американским полковником и внимательно просматривающего документы, которые Гудман раскладывал перед ним на столе.

– …Я должен все это перепроверить, – договорил Мигачев на чистейшем английском, а затем поднял глаза на вошедшего. Взгляд его говорил лучше всяких слов, и Волгин поспешил удалиться.

Он дожидался в коридоре. Минут через десять дверь отворилась, и полковник Гудман удалился прочь тяжелым шагом.

– Волгин! – раздался резкий окрик из кабинета. – Заходи!

Тон Мигачева не предвещал ничего доброго. Волгин одернул китель и переступил порог.

– Товарищ полковник, капитан Волгин по вашему приказанию…

– Стучаться разучился? – не дожидаясь окончания доклада, перебил его полковник.

– Не знал, что вы владеете иностранными языками…

Мигачев не стал реагировать на шпильку подчиненного, зато напустился на него с места в карьер: