Нюрнберг

Неужели он тоже, как эти нынешние заключенные, слонялся по этому безрадостному пространству, огороженному колючей проволокой, копал ямы и толкал вагонетки? Колька никогда не обладал богатырским здоровьем; если он и вправду оказался в этом лагере, как он выживал? Какие силы для этого потребовались? Где он жил? В этом бараке? А может, в этом? И где он сейчас?..»

– А это сектор гражданских, – миновав новые ворота, рассказывал Арчер. – Они содержатся в этих бараках. Как видите, лагерь огромный, но места здесь все равно не хватает.

– Тут много гражданских? – неузнаваемым, почти болезненным голосом произнесла Грета. – Как они могут жить в таких условиях?

– При нацистах условия были куда хуже, – сказал Арчер. – Люди умирали. Их убивали. В Освенциме, насколько мне известно, было уничтожено несколько миллионов…

– Но вы же здесь никого не убиваете!..

– Конечно, нет! – Арчер был шокирован таким предположением. – Заключенных достаточно хорошо кормят и не перетруждают на общественных работах. Их используют при разборе завалов в Нюрнберге, очистке дорог и для других целей.

– И все-таки, – настаивала Грета, – на каких основаниях гражданских поместили в лагерь?

Майор огляделся по сторонам. За проволочным забором виднелись серые фигуры.

– Видите вон того человека с книжкой? – Грета кивнула. – Он был пособником режима. Он даже был знаком с Гитлером.

– Эка невидаль! – вздернула плечом Грета. – Я тоже была с ним знакома, он даже целовал мне руку. И что с того?

– Вот как? Целовал руку? – немедленно отреагировала Нэнси и вскинула блокнот, приготовившись записывать. – А можно поподробнее?

– Мы встречались лишь дважды, – мрачно прокомментировала Грета. – Я была на приемах, а Гитлер в тот момент только поднимался во власти. – Она вновь обернулась к Арчеру: – Выходит, этого беднягу арестовали только за то, что он был знаком с фюрером?

Она сочувствующе поглядела на лысоватого, чуть обрюзгшего мужчину, перелистывавшего грязный фолиант.

Будто почувствовав ее взгляд, мужчина поднял глаза и застенчиво улыбнулся.

– Не совсем. – Арчер вздохнул и горестно покачал головой. – Он по собственной инициативе собирал информацию про евреев. Расспрашивал, вынюхивал, вызнавал. Горожане ему доверяли, он ведь был обыкновенный бюргер, не человек из гестапо. Он сам приносил эту информацию в тайную полицию, а уж дальше все происходило по протоколу. Он донес на тридцать шесть человек, местных. Они прятали у себя тех евреев, которые сумели избежать чисток, – в домах, в подвалах, на чердаках. Гестапо забрало всех – и этих евреев, и тех, кто их прятал. Никто не вернулся.

Мужчина с книгой продолжал улыбаться. Грета нахмурилась и ускорила шаг.

Благодаря этому Волгин, наконец, улучил момент, чтобы обратиться к Арчеру:

– Майор, во время войны в лагере содержался один человек… Вернее, мог содержаться. Он был художник, он здесь рисовал…

– У вас тут еще и дети есть? – перебила капитана кинозвезда.

Она никак не могла успокоиться. Она указывала на нескладного подростка с полудетской челкой, выглядывающей из-под большого размера кепки. Подросток был прыщав и худ, он был облачен в просторные шаровары, грязную рубаху, когда-то, вероятно, бывшую белой или же бежевой, и в дырявую жилетку. Он восседал на ступеньках барака и, казалось, был полностью поглощен разглядыванием потрепанной карты.

– Он из Дахау, – сказал Арчер. – Это концлагерь.

– Я знаю, что такое Дахау, – ледяным тоном произнесла Грета, смерив собеседника выразительным взглядом.

– Он сын коменданта Дахау… – уточнил майор. Он повернулся к подростку и позвал: – Удо!

Тот вскинул голову и удивленно уставился на процессию.

– Подойди сюда и поздоровайся, – приказал на плохом немецком Арчер.

Удо поднялся и поплелся к забору. Руки его болтались вдоль тела, будто у тряпичной куклы; они были непропорционально вытянуты по отношению к остальной фигуре. Подойдя, Удо сдернул с головы кепку и смиренно произнес:

– Добрый день.

– Здравствуй, милый, – с материнской интонацией проговорила Грета. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Что ты здесь делаешь? – Она обернулась к майору и повторила на английском: – Что он делает в таком месте?

Арчер собирался ответить, но Удо опередил его:

– Я изучаю карту местности. Я хочу быть картографом, – сказал он с гордостью.

– Наши охранники отыскали для него карту, которая не представляет военной тайны, – пояснил майор.

Грета не удостоила его взглядом.

– Картографом! – она ласково глядела на подростка. – Какой же ты умница! Я всегда мечтала, чтобы у меня был такой ребенок. Умница!

– В день его рождения отец выводил на плац заключенных. Сколько лет – столько человек. Парень расстреливал их из пулемета, – негромко сообщил Арчер.

Грета, казалось, не сразу осознала, что услышала. Она продолжала улыбаться Удо, но лицо ее бледнело на глазах.

– Выходит, его посадили не за то, что он сын коменданта? – растерянно спросила Грета.

– Вовсе не за это.

– И скольких же он расстрелял?

– В последний раз расстрелял пятнадцать.

– Четырнадцать, – возразил Удо на немецком. Выходит, он все-таки понимал английский.