Ньювейв

У нас же были необоснованные иллюзии, начиная с того же Горбачева, который до последнего думал, что его примут на равных и с распростертыми объятиями. На ту же удочку попался на наших глазах и недалёкий Путин. Наш андеграунд был им, по-первости, интересен – но мы им, изначально, чужие, и надо было быть супер-пупер артистом уровня их поп-звёзд, да ещё с превосходным знанием английского языка и рынка, чтобы сделать себе на Западе карьеру или хотя бы остаться на плаву. В нашем поколении таких не могло быть, и многие, кто остался там работать, вернулись домой. Та же Жанна Агузарова, которая здесь царила на эстраде как богиня, лишилась всех своих надежд в Америке. Хулиганство, присущее нашей разнузданной творческой среде, оно там в рамках их шоу-бизнеса адекватно не воспринималось. Это право надо было заслужить на месте. А так – одна ошибка и всё, шлагбаумы тут же закрывались.

Тот же Гребенщиков (на сольную карьеру которого сделали ставку американские продюсеры, и что, по-моему, было трагической ошибкой, надо было везти Бориса в Штаты вместе с его замечательной группой) после короткого взлета позволил себе замечание про MTV – мол, все, что этот ваш телеканал показывает, говно. На что ему вежливо заметили: чувак, ты сделай что-нибудь на уровне это говна сначала…

К августу 91-го были подведены практически все итоги предыдущей эры; как и чуть позже СССР, в марте распался «Аквариум», «Звуки My» ушли со сцены годом ранее, одновременно с гибелью Цоя и, сразу после путча, трагическая смерть Майка Науменко. В скором времени ушел и наш с Борисом товарищ, СТАЛКЕР – Александр Кайдановский. Эпоха распалась вместе с материей – и что осталось на выходе этой истории осенью 1991 года? Московские художники из свежеобразованного ГЦСИ, который базировался тогда на Якиманке. Достаточно характерная история: Лёней Бажановым был арендован автобус типа ЛуАЗа, на которых разъезжали тогда по Подмосковью. И на нем решили ехать из Москвы в Финляндию! – настолько тогда советские люди были наивны, недальновидны и не приспособлены к реалиям новой жизни. Я был тогда вместе с девчонками из группы «Атас». Они пришли на излете Рок-лаборатории: спели теперь уже нашему худсовету песни про Гагарина – и мне понравились, я стал ими заниматься. Посмотрев на этот набитый художниками автобус, я сразу сказал, что он может проехать километров триста. Ошибся, он сломался уже в Твери, и дальше вся толпа добиралась до Финляндии на перекладных. Потом за нами прислали автобус, и на финской таможне случился перформанс. Бажанов предусмотрительно напихал моим девчонкам в рукава бутылки со спиртом Royal; финские таможенники эти пальто предусмотрительно вытряхнули и сказали всем: или вы, будьте добры, выпейте это все здесь, или выливайте – в Финляндию это вы не провезете, у нас сухой закон. Так многие литры этого спирта были вылиты на финско-советскую границу. На пресс-конференции девушек спросили: «Вот вы продолжатели традиций советского рока, что вы можете сказать?» На что Лена Чебатарева, которая сейчас работает в Британии под сценическим псевдонимом Space Angel, ответила, что советский рок умер вместе с Советским союзом. Меня тогда эта фраза больно резанула фантомными болями, но это было точное высказывание.

Все, что было после этого – другая история, в которой исчезло коллективное бессознательное, что и делало эту историю явлением. Достаточно крепким, чтобы на него опирался Горбачев, и я могу сказать, что немалому количеству людей «советский рок» помог безболезненно перенести крах иллюзий – и смена режима произошла без гражданской войны.

А потом началась «другая жизнь»… Как в повести Трифонова, когда женщину бросают и она после многих лет семейной жизни остается одна, у нее начинается другая жизнь. Далеко не все смогли это пережить, тот же Майк – он настолько был привязан ко всем этим мелочам советского быта, что совершенно не мог приспособиться к новым реалиям.

Новая жизнь в первую очередь была знаменательна появлением новых клубов: все, что как-то коммуникациировалось, сосредотачивалось в них. На Трифоновской улице открылся первый «Бункер», в нем были концерты продолжателей «новой волны», как постпанка, так и психоделического регги. В «Чёрный сарай», клуб Светы Виккерс в саду Эрмитаж, регулярно наезжали побузить на сцене и обнюхаться коксом в гримерке «Два самолета». Связи Москва-Питер вылились впоследствии в лучшие вечеринки той буйной эпохи: «Гагарин» и «Мобиле» пати, всю эту новую клубную культуру на платформе рейва. В Питере, на Васильевском острове, началась тогда новая глава в жизни Севы Гаккеля: клуб «Там-Там», где родилась новая плеяда музыкантов, адептов постпанка – «Химера», «Маркшрейдеркунст», «Текила Джаз»… замечательные ансамбли!