Низвержение

Черные классические кепки одна за другой вжимались в потные рабочие руки – все в мозолях и подноготной грязи – некоторые из кепок прятались под мышкой, глубоко так, чтоб наверняка. Лысые макушки в дискомфорте отражали падающий на них сверху свет, потели и отражали, потели и мечтали. Любой бродяга с улицы мог с уверенностью поставить последний грош на то, что эти лысые головы нескоро еще покроют столь родные для них классические кепки.

За N-ной и одновременно заветной и единственной дверью отчетливо слышались два мужских голоса, что-то громко обсуждавших, без опасений, что их кто-то услышит. Шум в коридоре нарастал все сильнее по мере моего приближения к двери, пока я наконец не занял свое место в бесконечной очереди, где никто не знал, кто за кем идет.

– Я не думаю, знаешь ли, что эта затея будет иметь успех, – доносилось из всех дверных щелей.

– Думать? Оставь, старина. В конце концов они должны быть нам благодарны, ведь это мы предоставляем им рабочие места.

Оба голоса, подкрепленные каким-то свойским в недрах Бюро бесстрашием, набирали обороты, будто готовились снести дверь с петель.

– То, что ты предлагаешь, кое-кто несведущий в этом может назвать трудовым рабством или чем-то очень близким к нему.

Коридорные, казалось бы, и не слышали всего, что произносилось в кабинете, в то время как сами говорившие и не пытались скрыть или как-то приглушить свой разговор.

– Никогда не мог подумать, что ты пойдешь на попятную, это на тебя совсем не похоже.

– Довлатов, ты заблуждаешься. Даже если мы провернем… нет, это слишком громко сказано, не так… Даже если наше дело рассмотрят…

Коридорные щели хлюпали с нечеловеческой прожорливостью, впитывая в себя тайны, зная, что Начальство не одобрит следов. Эхо всасывалось в недра кабинета, под дверные тени и больше не выдавало себя, хоть шум голосов только набирал обороты.

– К черту рассмотрение! Ты с вывесками вон как ловко управился – это выше всяких похвал. Наши до сих пор не могут поверить, что такое дело удалось провернуть, боялись, что не стерпят. Признаюсь тебе, если бы я первый, хе-хе, до этого додумался… Ладно тебе, будет еще.

– А что насчет?..

– Оставь байки про гостей этим псам в коридоре. Никто никуда не едет. Лишь бы наше дело рассмотрели, тогда можешь забыть про наследство.

– Весь город в этих дурацких расклейках.

– Забудь про них.

Все больше и больше подводных камней показывалось на поверхности, так что я и не представлял жизни в Аште хотя бы через год. Коридорно-бедные дети матушки-лени жались друг к другу, видимо, инстинктивно ощущая на своей шкуре предвестия дальнейших перемен. Коридорные стены сдавливали и уплотняли внутреннее содержимое, невольно побуждая коридорных уплотниться. Вот только кто услышит утробный зов лишенных и безликих? «Набитые рты, – вспоминалось мне, – якобы созданные говорить, присосались к груди плебейского комфорта».