Низвержение

Мари на кухне, Мари скачет на мне, Мари в моей голове, Мари в слепой вере, что из меня может еще что-то да выйти, Мари в несчастных попытках слепить из меня человека не замечает того, что происходит в ее доме – Мари в честь самопожертвования. Ее размазанные слова-напоминания на стенах по всей квартире заместо обоев, долгие распереживательные звонки в обеденный перерыв в пустую комнату, кроткие порицательные взгляды мне в спину, когда ей кажется, что я не замечаю их, а я в своей озлобленности замечаю все и даже сверх того, так что время от времени успешно ловлю себя на паранойе – все это знаменовало развязку, но никак еще не приближало ее. Но это так, о пьяном… Все остальное время я не сопротивлялся: первое время банально считал дни до того, как хоть что-то произойдет в моей жизни или хотя бы в жизни Мари, ждал звонков от Альберта, каких-нибудь вестей про Томаса, но, конечно же, про Эль, надеялся на случайные встречи на проспекте, в парке, в любом из мест обитания, где обычно происходят подобные встречи. Словом, ждал чего угодно, малейшей весточки, будь то хоть самая мелочь, которую бы стоило ждать, но увы, ничего упорно не происходило, когда мне нужно было чего-то ожидать! Большую часть дня Мари провисала на работе, в четырех стенах от голодных ртов коридорных, что глодали ее кости в свободное от работы время, так что к вечеру она возвращалась полностью истощенная и первый час не могла даже спокойно говорить – так из нее выжимали все соки, оставляя только плечи… О, плечи! Почему они не могли спасти меня, когда я ночью в безумстве не знал, куда деть свое лишнее тело? Я перепробовал натурально все: бесплодные попытки одноразовых работ, одиночные звонки по высоткам, которые так или иначе отсылали меня в Бюро, звонки за границу прежним знакомым, что не узнавали мой голос. Подумывал даже уехать из города, но постоянно возвращался к чертовой причине своего возвращения. Возвращение к голодному безденежью… Книгам и идиотам я не доверял, так что даже не пытался обратиться к ним за советом. Как-то раз заговорил о своих проблемах с Мари, но та в муках едва выговорила банальные вещи, которые, мы оба знали, никому не могли помочь. Тогда я оставлял ее в душной постели, сам же тащился до ближайшего киоска. Там многообещающее цветастое «Круглосуточно» било мне по глазам, я, ослепший, совал в решетчатое окошко деньги Мари, чтобы получить заветное СРЕДСТВО (находить виновных), продавщица в полудреме недоверчиво косилась на меня, но охотно верила деньгам, что я ей предлагал, так что спустя пару минут я успешно разлагался на первой попавшейся лавочке, и все это лишь для того, чтобы не возвращаться в квартиру. Мысли, идиотские мысли, от которых не откупиться всеми деньгами бедняков, вынуждали шнырять по городу – я готов был ночевать хоть на улице, если бы это остановило наступление нового пустого дня, но тот, точно заслышав все мои проклятия, неизбежно наступал, и я вслед за ним двумя ногами погружался в безвременье.

Иногда определенные вещи все же выводили меня из оцепенения. Так, например, случалось, когда Мари, заведомо предвосхищая втык от Начальства, иногда задерживалась дома подольше, и я таки заставал на кухне ее судорожные занятые плечи, полные утренней наготы и спешки. Это случалось в период между девятью и десятью утра, когда я сам еще толком не мог разобрать, проснулся ли я или только что лег. В дверном проеме проглядывали все те же неуловимые легкие контуры, что свели меня с ума, о которых если я и заговаривал с Мари, то с особой набожностью, но Мари об этом ничего не знала или во всяком случае прикидывалась незнающей, потому что каждый раз, когда я начинал говорить с ней о роковой природе ее плеч, она так свободно и легкомысленно пожимала ими, точно не понимала, о чем я. Закончив с готовкой, Мари забегала ко мне в комнату, в спешке одевалась, параллельно перечисляя тысячи вещей, которые было бы здорово когда-либо вообще сделать – при этом не уточняла, кто конкретно должен делать эти вещи, – и где-то посреди этой тирады, в бытовой спешке, максимально незаметно для меня оставляла на тумбочке две сотни уклей. Вот тут-то все и начиналось.