Ночь шинигами

У берегов Такаоки есть усыпанный костями пляж.

Корабли, плывущие сквозь черные воды, часто терпят крушение у скал Такаоки. Выброшенные на берег моряки умирают от голода и жажды, ведь они уже не могут вернуться домой.

Однажды в песках появилась прекрасная женщина и поприветствовала моряков, что уцелели после кораблекрушения.

В ее длинных волосах, волочившихся следом, запутались морские звезды и водоросли. Незнакомка посмотрела на мужчин, и те впали в транс, не в силах думать ни о чем, кроме ее восхитительных глаз, зеленых, как морское стекло.

Спасшиеся подошли к прекрасной незнакомке, и тогда она распахнула рот и закричала. От этого вопля звезды содрогнулись на небе, и земля раскололась под ногами. Никогда человеческое ухо не слыхало звуков, подобных этой давно позабытой песне.

Не в силах сопротивляться голосу, моряки подходили ближе, и длинные волосы, словно тысячи черных рук, утаскивали их в море. Незнакомка топила мужчин в хладных водах и пила их кровь, а кости выплевывала на берег.

Исо-онна до сих пор заманивает мужчин в ловушку, точно паук. Ей не нужно охотиться, ведь жертвы сами приходят к ней. И когда приплывают, то уже остаются навсегда.

Дочитав последние слова легенды, я вздохнула. Ну почему Хакутаку не оставил четких инструкций, как победить ёкай?

– И в чем суть Исо-онна? – спросила я. – В голосе? Волосах? Или, может, крови?

– Все твои предположения разумны. Но которое верное, не знаю, – ответил Хиро.

Я побарабанила пальцами по свитку.

– У нас есть время над этим подумать, – добавил Хиро. – Когда мы приедем в Такаоку, будет еще слишком темно, чтобы брать лодку. Ну и ты вся вымазана в останках растаявшего монстра.

Я скривилась. Мое белое кимоно и вправду стало болезненно-серым.

– А что, переодевание поможет мне заколоть ёкай, точно свинью, отрезать ей волосы и перерубить голосовые связки?

Хиро пожал плечами.

– Убивать – твоя задача, поэтому выбирай любой способ в свое удовольствие, – ровным голосом ответил он.

– Никакого удовольствия я от этого не получаю.

– Разве?

Я нахмурилась и обернулась. Хиро пристально смотрел на меня. В слабом свете вагона прочитать выражение его лица было трудно, но чернота глаз сияла ярче ночного неба за окном.

– Тебе совсем не нравится убивать? – В голосе духа-рыбака зазвучали пугающие нотки.

Нравится ли мне убивать? Я вспомнила о Юки-онна, о том, что почувствовала, когда ёкай растаяла в моих объятиях. Будто я уничтожила справедливо, воздала чудищу по заслугам. Ледяная женщина осмелилась бросить мне в лицо жестокие слова, а теперь у нее больше не было рта. Что ужасного, если это доставило мне удовольствие?

Нивен застонал и пошевелился. Я отвернулась от Хиро, втихомолку радуясь, что появился повод не отвечать. Брат прислонился к окну, я сняла с него очки и положила на столик.

Хиро не заговаривал со мной до конца пути, но мне почему-то казалось, что он и так знает ответ. Часом позже поезд прибыл в Такаоку.

Мы вышли с вокзала. В городе царила темень, но воздух звенел от ударов молотков по металлу, а в окнах вспыхивали искры и тлели угли.

Хиро говорил, что Такаока – город из бронзы и меди. Теперь стало ясно почему: он звенел и лязгал, как большой станок, а работы продолжались до поздней ночи. Снаружи, под чистым черным небом, пахло огнем и расплавленным металлом. Фонари рыночной площади отбрасывали круги света на решетчатые окна, каждое из которых украшали кованые изделия – блестящие кастрюли и рисоварки, ложки и палочки для еды, крошечные Будды и цветочные вазы с замысловатыми узорами.