Ночь, сон, смерть и звезды

У ее болезни есть название – трихотилломания (не путать с еще более отвратительным трихинеллезом). Она не сомневалась, что школьницы-дурочки и волосы рвали, и вены себе резали, и голодом себя морили, пока не превращались в ходячих скелетов, и напивались всякой дряни, после чего их выворачивало наизнанку в школьном туалете и в раковинах случались засоры. «Неужели так трудно сблевать в унитаз?» – возмущалась она в разговорах с техническим персоналом.

– Лорен? Что это? – Беверли таращилась на ее вязаную шапчонку, обтягивавшую голову наподобие шапочки для купания. Теперь Лорен ходила в ней не только на улице, но и в школе и вообще в публичных местах.

Она раздраженно ответила сестре, что у нее на голове что-то вроде экземы.

– Это не тема для обсуждения.

– Не лучше ли повязать шарфом? Сделай себе такой тюрбан. Или надень золотисто-алую бейсбольную кепку. Ребята будут в восторге.

– Я не стараюсь понравиться школьникам, Беверли. Мы можем сменить тему?

Беверли посмеивалась. «Гестаповка» хэммондской школы в какой-то жалкой вязаной шапчонке, какие носят онкологические пациенты, проходящие курс химиотерапии.

Сестры встретились, чтобы за быстрым ланчем обсудить роман Джессалин с «этим ужасным кубинцем-коммунистом», поскольку она продолжает появляться с ним на публике, невзирая на сильное неодобрение ее детей.

– Я ей: «Мама, о вас уже говорят люди! Что бы сказал Уайти!» А она молчит, ни словечка. Я ей: «Мама, ты меня слышишь?» Мне даже показалось, что она положила трубку. Но тут она заговорила, тихо так и печально, словно сдерживая слезы: «Это моя жизнь, Беверли. До свидания».

Лорен покачала головой. Недавно у нее был похожий опыт. Ужасно огорчительно. И так не похоже на их мать.

– Совсем невыносимо будет, если этот ужасный тип к ней переедет. В наш дом!

– Думаешь, он там уже ночует?

– Я тебя умоляю. Даже думать об этом не хочу.

– По-твоему, мама его… любит?

– Ты же знаешь маму. Она всех любит, а люди этим пользуются.

Сестры замолчали, обдумывая ситуацию. Сама вероятность того, что их мать шестидесяти одного года (или Джессалин уже шестьдесят два?) занимается любовью с мужчиной, казалась отталкивающей, омерзительной.

Подростками они сильно смущались, видя, как их родители целуются или просто держатся за руки. А от мысли, что у папы и мамы бывает секс, их бросало в дрожь.

– Мне кажется, что мама больше не… этим не озабочена… ну, ты меня понимаешь.

– Господи, Беверли! Я же тебя просила, довольно.

– Зато они вместе совершают туристические вылазки. Можешь себе такое представить? Наша мать – и туризм!

– Если честно, нет. Ты это серьезно?

– Их видели в Пирпонт-парке, на утесе. Пожилая пара.

– Вот бы папа удивился! Его «туризм» ограничивался площадкой для гольфа.

– Нет, он любил прогуляться по городу. В обеденный перерыв. Один. И никаких туристических вылазок.

Они снова задумались. Мозг затянула легкая паутинка, но через секунду он снова очистился.

– От Тома пока никакой пользы, – мрачно заметила Беверли. – Даже не помог избавиться от этого паршивого кота.

– Чертов кот! С него все началось.

– Я думаю попросить Тома сделать решительный шаг… встретиться с этим мужчиной и предложить ему деньги, чтобы он только оставил нашу мать в покое. Что скажешь… Это Стиву пришла в голову такая мысль. Может, говорил не всерьез, но он знает, как мы переживаем…

Беверли ушла в себя. Вообще-то, ее муж грубовато пошучивал по поводу ее зацикленности на родственниках, он считал это одновременно диким и бесполезным.

– Пусть все делает Том. Не мы. Этот Родригес – латинос, а они все мачо и презирают женщин. – Лорен просунула два пальца под вязаную шапочку и в рассеянности подергала волосы на виске. – Сколько, по-твоему, мы должны ему предложить? Пять тысяч?

– Пять тысяч? Да он уверен, что у нее миллионы.

– Десять? Двадцать?

– Это может его только разозлить и усугубить ситуацию. Если он все расскажет матери…

– Том придумает, как лучше сделать. Он ловкий бизнесмен и знает толк в сделках.

– Как бы не вышло хуже. Вроде шантаж. Этот тип может взять деньги, а затем потребовать еще. Шантаж – он же всегда идет по нарастающей?

– Перестань уже! Вечно от тебя один негатив. Неужели ты не понимаешь: мы должны что-то сделать, чтобы спасти маму.

Беверли молча пялилась на сестру, отчего Лорен сделалось не по себе. И когда она спросила, в чем дело, та как-то нерешительно произнесла:

– Ресницы, Лорен. У тебя почти не осталось ресниц.

* * *

Пошел пятый год с тех пор, как она директорствует в средней школе Северного Хэммонда. И она себе поклялась, что это будет год ее триумфа.

Главная (публичная) цель: подняться в школьном рейтинге штата Нью-Йорк на двадцать пятое место (а то и выше).

Главная (личная) цель: получить медаль «Заслуженный преподаватель» от Национального совета публичного образования, награду, которая до сих пор не присваивалась ни одному школьному администратору в Хэммонде и окрестностях и на которую ее выдвинули (у Лорен были основания этому верить) в прошлом году.