Когда и с кем Марк Свенсон покидал здание школы. Иногда (и это ей нравилось) учитель английского, приятный молодой человек с волнистой блондинистой шевелюрой, выходил один – в куртке защитного цвета, отутюженных брюках и кроссовках, и бодрым шагом направлялся к своей машине в конце парковки. Иногда (это ей меньше нравилось) в компании с каким-нибудь школьником, то ли мальчиком, то ли девочкой, со спины не поймешь, Лорен же наблюдала из своего кабинета, прячась за спущенными жалюзи. А иногда (это ей совсем не нравилось) рядом с ним шла молодая учительница Одри Рабино, преподающая историю в девятых и десятых классах, и не просто шла, а словно
Одри, с торчащими зубами и влажными, как у лани, глазами. Слишком для него высокая, практически одного роста.
Началось это где-то в начале октября. Не тот случай, чтобы
Она же не шпионит за преподавательским составом. Какое ей до всего этого дело?
С ней они держались вполне дружественно, еще бы! «Добрый день, доктор Маккларен», «Хорошего вечера, доктор Маккларен», «До завтра, доктор Маккларен!».
У некоторых это получалось искренне. У тех, кого она приняла на работу. Во время интервью они напоминали щенков, едящих из ее рук. Льнули к ее ногам, вертели хвостиками. Собачий взгляд, заискивающий.
Как ни странно, Одри Рабино ей сразу приглянулась. Невзрачная, угловатая, милая… чем ближе присматриваешься, тем симпатичнее кажется. Чуть более мягкая и чуть менее смекалистая версия самой Лорен, с торчащими зубами и нежными карими глазами. К тому же Одри Рабино открыто ею восхищалась, так что никаких обид.
Разумеется, каждый новый претендент на место учителя в хэммондской средней школе должен был обладать самыми высокими качествами, насколько муниципальным властям это было по карману. А дальше уже доктор Маккларен пускала в ход личные критерии, что облегчало выбор.
Но оставались старые кадры, просоленные в распрях, как огурцы в рассоле. Большинство из них относились нетерпимо к Лорен уже в силу самого ее существования. Кого-то ей удалось победить с помощью «собачьих подачек», но остальные даже не притворялись, что они ее не боятся и ненавидят.
Их лица при виде ее выдавали весь спектр чувств:
Но Марк Свенсон…
Поглядывает сквозь жалюзи за тем, как эта парочка легко движется в сторону парковки. В учительской столовой видела, как эти двое, сидя за одним столом, оживленно разговаривали и смеялись. Ее сердце словно сжали пинцетом.
Нет. Она не желает смотреть. Гордость – что-то вроде вдыхаемого сладкого хлороформа.
Да, я
Да, у меня была
Да,
К третьему сеансу глупые вопросы психотерапевта стали ее раздражать.
Она себе поклялась, что больше сюда не придет, хоть у нее в запасе еще девять сеансов, покрываемых медицинской страховкой.
Но… не потеряет ли она деньги, если уйдет раньше времени?
Уайти бы удивился. Его родная дочь, любимое дитя, можно сказать, его копия…
Ну, ничего серьезного. Это же не
В кабинете Фут строгие запреты: нельзя трогать волосы, лицо, ресницы, покрасневшие жуткие ногти, которые она бездумно дергает.
Другие запреты: нельзя рассказывать этой настырной женщине ничего сугубо личного, что потом могло бы быть использовано против самой Лорен: что она уснула за рулем, шпионила за молодым учителем английского языка, перемывала косточки Р. У. и другим своим школьным врагам, не спит от навязчивых мыслей.
– Вы не хотите снять шапочку, Лорен? – деликатно попросила ее доктор Фут. – Пока вы в моем кабинете.
– Нет, – однозначно заявила она.
Лошадиная морда! Лорен ее даже немного жалко.
– Вы бы почувствовали себя комфортнее, Лорен. Давайте обсудим вашу трихотилломанию более открыто. И как мы можем вам помочь от нее избавиться.
– По крайней мере, эта болезнь не такая отталкивающая, как трихинеллез, – не без вызова хохотнула она.
Фут улыбнулась уголками рта:
– Лорен, вы уже второй раз так шутите.
– А вы уже три раза назвали меня «Лорен», доктор Фут.
Ее страшно злило, что эта лошадиная морда смеет называть ее по имени, как будто они подруги или коллеги.
– Извините. Вы желаете, чтобы я к вам обращалась «доктор Маккларен»?
– Если я из уважения не обращаюсь к вам по имени, то и вы не должны так делать.
Фут пробормотала извинения, в которых мнительная Лорен услышала скорее озадаченность, чем искренность.
– В конце концов, я не ребенок, не служанка и не ваша родственница.
Фут выслушала это точно зомби и не стала оспаривать.
– Я еще не стала вашей подругой. Пока.
Последняя фраза, кажется, поставила ее на место. Лорен испытала легкий трепет удовольствия.
Кто знает, может, она еще получит удовольствие от этих посиделок.