Ночь, сон, смерть и звезды

– Что получится, если скрестить дислексика, агностика и страдающего бессонницей? – Лео ждет ответа, но Джессалин лишь беспомощно улыбается. – Человек, который, лежа без сна, пытается понять, кто такие суси. Господи и суси.

Джессалин не уверена, что правильно расслышала шутку… или это загадка? Ее зацепило слово «дислексик», так как Уайти в детстве страдал этим расстройством, а его учителям казалось, что он несообразительный, или не старается, или просто неусидчивый, невыдержанный. Дефицит внимания… тогда это выражение еще не стало модным.

Или, правильнее, синдром дефицита внимания?

Джессалин изображает на лице улыбку. А Лео, хохотнув, повторяет:

– Человек, который, лежа без сна, пытается понять, кто такие суси. Господи и суси.

– А, поняла. Суси. – Она толком не поняла, но услужливо посмеивается.

– А вы слышали про оккультистов-дислексиков? Они убивали чернь и кожих.

Джессалин напряглась. Чернь и кожих? Она должна смеяться?

Полагая, что шутка отличная, Лео разражается хрипловатым смехом.

Время уже позднее, одиннадцать вечера. Лео привез ее домой после ужина у друзей (уж не общий ли это заговор – чуть не каждую неделю сводить вместе вдову и вдовца? есть над чем задуматься), и Джессалин из вежливости пригласила его зайти. Всякий раз он так неохотно ее покидает, присовокупляя при этом: «Одна в таком большом доме».

Никак нацелился въехать, шляпа?

Уайти все это скорее забавляет, чем напрягает. Он, всю жизнь слывший альфа-самцом, не воспринимает Лео Колвина, жалкого эктоморфа, как серьезного соперника.

Не пора ли уже гостю откланяться? Он ведь не раз упоминал, что «обычно ложится спать в половине десятого, а встает в шесть» (Почему некоторые считают, что их ночной режим должен быть кому-то интересен?). Джессалин понимает, что ведет себя невежливо, не предлагая гостю «на посошок» (глупое выражение! какой в нем смысл?), но, спроси он ее, пришлось бы объяснять, что вскоре после смерти Уайти она вылила все алкогольные напитки в раковину, опасаясь пристраститься к спиртному и окончить свои дни в неприглядном виде. (Запасы хорошего недешевого вина в погребе она пока не тронула. Уайти был бы потрясен столь необдуманным поступком и никогда бы ей этого не простил. Ей хочется думать, что однажды она устроит званый ужин и потребуется вино. И уж точно предстоят семейные застолья на День благодарения и на Рождество. В любом случае, чтобы открыть бутылку и напиться, от нее потребовались бы слишком большие усилия.)

А Лео, похоже, не собирается уходить. Он ударился в воспоминания о своем «вхождении в политику»: лидер в школе и в колледже («чуть не стал президентом старшего класса в Колгейте, зато позже был избран вице-президентом университетского братства Сигма-ню»); образцовая служба в американской армии («разведка»); занятие бизнесом («сначала я себя попробовал в Нью-Йорке, но там не очень получилось, и тогда я перебрался сюда»). Его брак, дети и внуки мелькают, как пейзаж из окна скорого поезда.

То ли себя подает как достойного соперника Уайти, то ли бахвалится перед ним, ощущая его незримое присутствие. Ей остается только гадать.

Надоел, как старый башмак.

В его случае – заношенный мокасин.

(Это жестоко. Лео Колвин обожает мокасины с кисточками, и ей известно, что у него их несколько разношенных пар.)

Джессалин теперь сомневается в пророчестве Мод, что Лео станет беспомощным без жены. Пару раз в неделю он играет в гольф с такими же стариками; его «всегда ждут» дети; он «дьякон» Первой епископальной церкви; он посещает всякие публичные мероприятия – концерты, выставки, фандрайзинги. Он, как и Маккларены, жертвует в местные художественные и благотворительные организации – его имя можно увидеть в программках, в списке спонсоров. А вот плавать на яхте Лео после ухода жены перестал. Ветер уже не дует в его паруса! Уайти любил повторять эту популярную шутку.

– Кажется…

– Да…

Пришло время Лео Колвину отбыть. Хозяйка не может нарадоваться.

Она провожает гостя. (Ей кажется или Лео так же рад расставанию, как она?) На пороге он вдруг останавливается, словно хочет еще что-то сказать или готов ее поцеловать. Джессалин замирает. Она отвыкла от поцелуев, даже ее рукопожатия стали торопливыми, ненастоящими. Не трогайте меня! Уходите уже.

Но она выдавливает из себя улыбку. С подросткового возраста Джессалин из трусости улыбалась в подобных ситуациях.

Хорошие манеры должны превалировать над инстинктивным отвращением. Первая заповедь правильного поведения в обществе.

– Джессалин, вас, надеюсь, не оскорбило мое недавнее высказывание…

Нет. Да. Пожалуйста, уходите.

– Между нами, мне кажется, всегда была какая-то связь… с первого знакомства. Наши супруги были очень общительными, контактными… а мы с вами интроверты… два сапога пара. Так мне всегда казалось.

– Да.

– Правда? Вам тоже?