Ночь в Новом Орлеане

– Нет, не много, а катастрофически мало! Но надеюсь, несмотря на это, вам понравится. Я его не плёл, а варил. Такие вещи нельзя просто создать.

Приняв гордый вид, он принялся наливать каждому положенную ему порцию.

Сам суп особо ничем не отличался от обычного бульона. Одна лишь только вода, слегка жёлтоватого цвета. Я попробовал одну ложку только для того, чтобы не обидеть Али. Ни то обидится и перестанет насылать качественные наваждения, чтобы те практически ничем не отличались от оригинала.

Но я явно его недооценил! Уже после первого глотка я почувствовал, что просто не могу не съесть ещё! Такой вкусной еды я не ел с детства, хоть и не имел ничего такого! Разве что, в моих грезах об ушедшем детстве.

Про девяносто три специи Али не соврал. Хоть по вкусу там было не меньше тысячи. Наверное, просто у меня недостаточно хороший вкус, чтобы оценить каждую из девяносто трех цветовых, ничем не похожих друг на друга, гамм в одной ложке. Всё равно – это было нечто невероятное. Через несколько секунд я умолотил всю миску и закричал:

– Восхитительно!

На самом деле, ни русский, ни какой-либо другой человеческий язык не мог полностью описать восторг, в который я пришел после этого божественного блюда.

– Спасибо, ради таких слов стоило стараться, – по лицу Али было видно, что он доволен ничуть не меньше моего. А казалось бы, от чего?

Оглядевшись, я увидел, что все миски пусты и рожи девочек исполнены отдохновения и благоговейного трепета перед шедевром.

Видимо, на радостях, они проглотили языки, и теперь молча, одними лишь глазами, просили добавки.

Я съел ещё одну миску, затем ещё одну. После третьей я взял себя в руки и съел ещё десять. Мой желудок так не радовался никогда. Каждая его клеточка была исполнена специй, которые переходили одна в другую так быстро, что я едва мог это почувствовать. Оставалось лишь продолжать и слепо верить, что это не закончиться никогда.

Через час мы поняли, что весь суп закончился и едва сдержались, чтобы не расплакаться. Но, сдержав слёзы, огляделись по сторонам.

Вокруг меня лежало двадцать семь пустых мисок. Рядом с Лидой сорок три. Куда мне до неё. А вот Чарли, эта негодница, успешно сопротивлялась всеобщему безумию, и рядом с ней было всего девятнадцать мисок. Джесс съела столько же, сколько и я. Каждая миска был где-то по пол литра. Посчитайте сами, насколько велик был наш аппетит.

Али, видимо, тоже не выдержал и присоединился к нам. Рядом с ним было двадцать одна миска. Он сидел, скорчив такую же смешную, радостную и отчаянную рожицу, что и мы.

Не знаю почему, но всё это показалось мне настолько смешным, что я не выдержал и громко заржал. Смеялся и веселился как в последний раз, всегда бы так.

Смех оказался заразительным и все здесь присутствующие присоединились к этому безумному хору. Здесь все тембры голосов смешались в один. Бас переходил в сопрано. Тенор в контральто. Это было завораживающе.

В тот вечер мы все просто сидели, пили чай, съели трехмесячный запас еды на каждого. Говорили один за другим никого не стесняясь, открыто, не скрывая своего счастья. А потом все дружно смеялись до утра.

Когда я более-менее успокоился, то понял, что впервые в жизни, плакал от радости. Такого не было никогда. До этого момента я был уверен, что невозможно быть настолько просто счастливым, чтобы заплакать. А нет, даже на такие чудеса, оказывается, способен человеческий организм. А ведь кто мог подумать.

Пристально вглядевшись в окружающих, я понял, что они тоже не сдерживают слёз. Так радоваться можно было только во сне. И если я сейчас проснусь где-то в конце октября и пойму, что всё это был лишь сон, глупая фантазия, мимолетное наваждение, которое я, скорее всего, забуду, как-будто это скучная книга, уже завтра, то я с уверенностью смогу сказать: «Это был лучше сновидение. Сон, оказавшийся более живым и насыщенным, чем вся моя прошлая, казалось бы, почти бесконечная жизнь».

Прислушавшись к животу, я понял, что всё-таки наелся. А, казалось бы, что просто невозможно накормить такого обжору-хохотуна, как я. Но мне очень хотелось пить, поэтому, моё затуманенное эйфорией сознание взяло вверх над языком и пролепетало:

– Может, пивку?

Али с упреком посмотрел на меня. Недавняя улыбка почти полностью слезла с его глаз. По нему было видно, что сейчас начнётся итальянский скандал с пощечинами и изысканной бранью.

Но обошлось.

– Пиво – вредный напиток. Но это ещё ничего. Гораздо хуже то, что оно делает с людьми. Если им злоупотреблять, то оно выводит их из себя, и они становятся ещё более мерзкими, чем они есть на самом деле. И если уж тебе так сильно захотелось напиться, то у меня есть бутылка отменного рома. Он ещё быстрее затуманивает разум, но хотя бы элегантнее. Я люблю больше крепкие, выдержанные напитки. Есть в них что-то настоящее.

Я не разделял его мнение насчёт пива, но спорить не стал.

– О, я только за, – быстро сказала Джесс.