Как далеко завело его увлечение дикой магией? Пять лет он утопал в ней. Осталась ли в нем хоть частичка того, кто он на самом деле?
Я не буду с ним разговаривать. Мне нечего сказать. Ничего, что не уничтожило бы меня, а я не могу просто исчезнуть, не сейчас.
Но…
Лизель.
Ее здесь нет.
Осмелюсь ли я спросить? Дам ли ему понять, что у него все еще есть козырь против меня?
Мои глаза находят его, и я ощущаю, как наворачиваются слезы, чувства притупляются из-за того, насколько невыносима эта ситуация.
Мой брат убил наш ковен. Он сжег нашу мать.
«Из-за меня».
«Потому что я помогла ему».
«Потому что не знала, кем он стал».
– Где она? – шепчу я. – Что ты сделал с Лизель?
Выражение его лица не меняется. Но что-то в его глазах, пустота в этих бледно-голубых глубинах, заставляет мою грудь сжаться.
Я была поглощена подготовкой к побегу из тюрьмы. Подавляла свой страх за Лизель, действуя в неведении, но теперь вижу, как на лице моего брата отражается сотня возможностей.
Он мог сделать с ней все что угодно.
Он провел годы в Бирэсборне, изучая целительство – как сращивать раны, как успокаивать боль. Но его всегда больше интересовала
Я знаю –
Дитер с улыбкой, обнажая зубы, делает шаг назад. Я, пошатываясь, ступаю за ним, прижимаю руку к груди, пытаясь собрать разбитое сердце воедино, но ничего не получается…
– Отличная работа, – повторяет он. Его жестокая улыбка предназначена для Отто. – Ты заслужил честь, которая будет оказана тебе завтра.
Честь? Я не могу дышать, каждый вздох слишком короткий, желудок сводит спазмом, легкие горят.
Отто склоняет голову перед Дитером. Он смотрит на меня и рискует нашими жизнями, когда его взгляд смягчается, становится умоляющим.
Я вспоминаю, как Отто обнимал меня.
Его дыхание у моего уха как защита, когда он обнимал меня в своей крепости.
Я с трудом выдыхаю. Вдох, пауза, выдох. Еще раз.
– Ваша сестра, сэр? – спрашивает Отто. Когда он снова смотрит на Дитера, его лицо становится суровым.
Мой брат ослепляет своей улыбкой.
– Именно так. Ты думал, что ты единственный охотник, которому не посчастливилось найти предателя в семье? – Дитер по-дружески хлопает Отто по плечу, но я вижу, как тот на мгновение кривит губы. – Твоя сестра тоже предстанет перед судом, капитан, как только мы ее найдем. И не переживай – мы ее
– Слава богу, – произносит Отто нараспев.
– Воистину, слава богу, – подхватывает Дитер, и это звучит настолько фальшиво, что я удивляюсь, как он заставил всех поверить в то, что следует этой вере, что посвящает себя католическому богу.
В его глазах светится детское озорство, которое граничит с безумием и жадностью.
Дитер бросает мне последнюю улыбку. Я стою, окаменев.
– Скоро увидимся, Фрицихен, – воркует он. – Мы разведем для тебя хороший костер. И посмотрим, закричишь ли ты, когда я поставлю на тебе клеймо, – мама не закричала. Но ты ведь это знаешь, не так ли?
Я знаю. К горлу подкатывает желчь, и я борюсь с собой, чтобы не дотронуться до места между грудей, где он заклеймил маму, где он заклеймит и меня.
Только он этого не сделает. Я сбегу прежде, чем у него появится шанс.
Дитер уходит, беря Отто за руку и увлекая за собой.
Ужас охватывает меня, приковывая к месту при виде того, как мой брат удерживает Отто. Но он провел рядом с Дитером много лет. Он знает, какой мой брат коварный, какой ненормальный. Я должна верить, что Отто способен переиграть его и что план сработает.
Но Отто неизвестно, что мой брат умеет колдовать. Что Дитер черпает свою силу из дикой магии. Что глава хэксэн-егерей – это та самая сила, которую они выкорчевывают и сжигают.
«Я ему не сказала. Я поступила с ним так же, как мама поступила со мной, я позволила ему уйти, ни о чем не догадываясь». «Что я наделала?»
Чья-то рука касается моего локтя.
–
Рядом со мной стоит сморщенный старик, на голову ниже меня, и его обвисшая кожа испещрена пигментными пятнами и шрамами от оспы. Его рот растягивается в улыбке, обнажая промежутки между зубами.
– Проходи, – говорит он. – Садись. Мы найдем тебе место.
Он машет рукой, но люди уже двигаются, освобождая мне пространство на грязном полу, будто я желанный гость в их доме.
От этого по моим щекам начинают течь слезы. Я прижимаю ладонь к глазам, пытаясь вспомнить, как Отто обнимал меня, рассказывал, как дышать.
Жалеет ли он, что помог мне, теперь, когда узнал, какую информацию я от него скрывала? Ненавидит ли он меня так же сильно, как я ненавижу себя?