Ночь ведьмы. Книга первая

– Ну же, Fräulein, – уговаривает старик. – Не все так мрачно. Мы невиновны, не так ли? Невиновность восторжествует.

«Ты позволишь ей восторжествовать? – вопрошает голос. – Или продолжишь игнорировать все то, что я могу для тебя сделать?»

«Остановись, – говорю я голосу. – Оставь меня в покое».

Я видела, что сделала с моим братом дикая магия.

Ничто, ничто не заставит меня пойти по его пути.

«Оставь меня в покое, – повторяю снова, только на этот раз с болью в сердце, с горем, которое стремится сломить меня. – Оставь».

Есть работа, которую нужно сделать.

Я заставляю себя открыть глаза, слезы все еще текут по щекам. Возможно, я подвела Отто, не рассказав ему всех своих секретов, но не подведу этих людей, у меня есть лишь один шанс остановить ужас, который творит мой брат.

У решетки нет хэксэн-егерей, теперь, когда меня надежно заперли, все они вернулись на свои посты вокруг базилики.

Я перевожу взгляд на старика, внезапно воодушевившись, и беспокойство на его лице сменяется удивлением.

– Вы правы, – говорю я. – Не все так мрачно. Только не теперь, когда с вами я.

20. Отто

Мне не нужно спрашивать, куда ведет меня Дитер, мы направляемся к Порта-Нигра. Он шагает молча, но ощущение такое, будто он разговаривает сам с собой. Он улыбается, запрокидывая голову, и из его горла вырывается смешок, прежде чем он отвлекается, пересчитывая пальцы правой руки, а затем левой. Он наклоняет голову и кивает, словно соглашаясь с чем-то, затем идет вперед, задавая такой быстрый темп, что мне приходится бежать, чтобы не отстать, и мой черный плащ развевается за спиной.

Все это было бы странно, если бы я не наблюдал подобное поведение уже много раз. Дитер Кирх часто так сосредотачивается на чем-то, что мир вокруг него будто исчезает. Наверное, легко ходить по городу так, словно только твои мысли имеют значение, когда все вокруг уступают дорогу, а толпа расступается перед тобой, как Красное море.

Он останавливается на ступенях, ведущих к Порта-Нигра, и его бледно-голубые глаза наконец фокусируются на мне.

– Ты это заслужил, – говорит он, снова кивая, будто соглашаясь с самим собой. Решение принято, и я признан достойным.

– Спасибо, коммандант. – Я не спрашиваю, что именно заслужил, – любой вопрос Дитеру может лишить меня награды, какой бы она ни была.

«Награды за поимку его сестры», – думаю я, и желчь подступает к горлу, когда я поднимаюсь по ступенькам вслед за коммандантом. Все, что я узнал за короткое время знакомства с Фрици, показало мне ее силу, стойкость и доброту. Как возможно, что Дитер Кирх из той же семьи, что и Фрици? Я стараюсь не думать об этом. Мой отец задался бы тем же вопросом относительно меня: как я могу быть его сыном, если мыслю и поступаю как его полная противоположность?

Ответ прост.

Мы выбираем, кем хотим быть, а не рождаемся с этим. И хотя окружающие люди и места могут влиять на нашу жизнь, нашу судьбу определяют решения, которые мы принимаем.

Дитер придерживает для меня дверь, когда я захожу в Порта-Нигра, на первый этаж церкви. Колокола начинают звонить, объявляя Третий час.[35] Внутри много людей, ждущих, пока священник готовится к литургии, все отрываются от утренних дел, чтобы прочитать псалмы и молитвы. Мы с Дитером движемся вдоль задней части церкви, огибая притвор. Никто не поднимает на нас глаз, люди привыкли, что хэксэн-егери заходят в церковь и поднимаются по лестнице в служебные помещения наверху. Но что важнее, собравшиеся сосредоточены на молитве покаяния. Может, Рождественская месса и посвящена празднованию рождения Христа, но Адвент – это время размышлений, мыслей о конце – не только о конце года, но и о конце жизни, конце всех эпох.

Адвент – время тьмы перед рассветом. Оно длится четыре недели перед Рождеством. Это месяц покоя, прежде чем мы сможем отпраздновать день радости.

– Nunc, Sancte, nobis, Spiritus, – нараспев тянет священник, когда мы с Дитером поднимаемся по ступеням южного трансепта. Я замираю наверху, когда гимн заканчивается. Дитер шагает по коридору впереди меня. Несмотря на годы практики, мне еще нужно поработать над тем, как скрывать эмоции. Мои руки дрожат, сердце бешено колотится. Мне нельзя выдать себя, только не комманданту, но… Не уверен, как долго смогу носить эту маску. Сейчас, когда Фрици за решеткой.

Сейчас, когда все, чего хочу, – это убить Дитера за все страдания, которые он причинил миру и Фрици.

Я прикусываю язык так, что чувствую привкус крови и сосредотачиваюсь на боли. Внизу священник переходит с латыни на немецкий.

– Это время мира, – говорит он об установлении, которое известно всем нам. Согласно указу папы римского в это время года запрещено насилие. – И мы должны поблагодарить архиепископа за то, что он несет нам мир через сожжение злых ведьм, наводнивших город.

Среди собравшихся в нефе раздается благодарный согласный шепот. Со своего места на верхней ступеньке лестницы я пристально смотрю на верующих.