Ночи дождей и звезд

– Я не прячусь! – возмутилась Эльза. – Я официально уволилась, приехала сюда под своим именем, пошла с тобой, когда ты попросил меня о встрече, так где же тут секретность? И почему сразу глушь? Вон на ресепшене торчит чуть ли не половина международных СМИ… Здесь много всего происходит, скажу я тебе.

– Терпеть не могу, когда ты пробуешь отболтаться. Это притворство, Эльза, и оно тебе не к лицу.

Подошел официант. Эльза подлила воды в свой анисовый напиток, поглядела, как мутнеет жидкость. А затем одним махом осушила стакан.

– Шустро! – Пораженный Дитер принялся цедить свой кофе.

– Ну, так почему бы тебе тоже шустренько не допить кофе, чтобы мы уже могли пойти к тебе в номер?

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Что?

– Твой номер, – повторила она с таким видом, будто Дитер слегка оглох.

Он лишь непонятливо пялился на нее.

– Дитер, я чего-то не понимаю? Ты сказал «надо говорить», но ты же не имел в виду обычный разговор, не так ли? Ты просто хочешь потрахаться.

Теперь он сидел с открытым ртом.

– Ну… я… Ох, да ладно тебе, Эльза, зачем так грубо. Между нами все происходило иначе.

– Прости, а я-то думала, именно это у нас происходило каждый вечер, когда ты заявлялся ко мне домой, и в обеденных перерывах, если нам удавалось урвать момент.

– Эльза, я люблю тебя, ты любишь меня. Что вообще заставило тебя так выразиться?

– Значит, ты не хочешь, чтобы я оказалась в твоей постели? – невинно взглянула она.

– Ты же знаешь, что хочу.

– Тогда допивай кофе и прихвати ключ от номера.

– Спасибо тебе, Вонни. Больше никто бы не догадался помочь мне с посудой в такой вечер, – сказала Мария, вдова Маноса, стоя у себя на кухне перед горой намытой посуды и начищенных стаканов.

– Как ты, справляешься? Родственники помогают?

– Большинство из них – да, но некоторые вместо помощи всё твердят, какой Манос был безответственный.

– О, всегда найдутся люди, которые несут всякий бред. Уж в этом они мастера, – заверила ее Вонни.

– Говоришь так, словно знаешь не понаслышке.

– Я могла бы посвятить этой теме целую книгу! Кто тебя обижает сильнее всего?

– Пожалуй, моя сестра. Она считает, мне следует найти себе нового мужа, да поскорее, пока я не подурнела. Не успело тело Маноса остыть, а мне приходится выслушивать такое!

– Это та сестра, что вышла за жуткого жмота на другом краю острова?

– Ага.

– Ну, тогда она вряд ли мировой авторитет в отношениях, забудь о ней. Кто еще?

– Мой свекор. Он говорит, что здесь мне никак не вырастить его внуков, что лучше уж нам перебраться в Афины и поселиться у него. Это был бы ужас, Вонни, правда, сущий кошмар. Я бы ни за что на это не согласилась.

– Конечно, и не соглашайся. Скажи, что тебе нужен целый год на раздумья. Вроде как ты слышала, что нельзя принимать больших решений в течение двенадцати месяцев после тяжелой утраты, мол, таков древний обычай.

– Такой правда есть? – спросила Мария.

– Корнями уходит в Ирландию, но свекру ты не рассказывай, откуда традиция. Просто упомяни, что она очень старая.

– Он начнет строить планы, если подумает, что это намек.

– Нет, стой на своем. Планировать якобы можно не раньше чем через год. А за год может оказаться, что дети не хотят менять школу или что-то в этом роде.

– Неужели и у тебя был похожий опыт? Скажем, похороны, где люди несут какую-то чушь? Ты всегда так спокойна.

– Когда я схоронила мать, сестра написала мне, что я была для мамы худшим наказанием и что она вечно не могла сомкнуть глаз из-за меня.

– О нет, Вонни, не может быть…

– В юности я была шумной, гораздо более безответственной, чем когда-либо был твой Манос. Помню, как я расстраивалась, долго верила, что для мамы все так и было; но потом я вспомнила, что мама часто смеялась именно благодаря мне, а не моей скучной и серьезной сестрице. Я и повеселела.

– Вы с сестрой поддерживаете связь? Хотела бы я сейчас пойти в соседнюю комнату и надавать своей сестре пощечин, – сказала Мария.

– Да, мне тоже долгое время хотелось. Но если не давать пощечин, это сильно все упрощает. Вот уж поверь. Каждый год, в Рождество и в ее день рождения, я шлю ей открытки.

– И она отвечает?

– Посылает мне открытки из Италии, когда едет в оперу, или из Испании, с фестиваля классической музыки, и все только для того, чтобы похвастаться своей культурой. Но она одинока, у нее нет настоящих друзей. Мне в этом теплом, гостеприимном месте живется в миллион раз лучше, чем ей. Я вполне могу общаться с ней одними вежливыми приветами. И ты можешь, Мария. Тебе дико повезло, что ты не вышла замуж за скрягу, который достался твоей сестре. Думай об этом ежедневно, радуйся и держись. Она уже через два дня вернется к нему и будет считать каждую монетку. Давай-ка без пощечин в этот раз.

Мария рассмеялась и положила руку на плечо пожилой приятельницы:

– Благодаря тебе я чувствую себя гораздо лучше. Не думала, что снова смогу смеяться.

– Еще как сможешь, – пообещала Вонни. – Плачь сколько надо, но и смеяться не забывай. Только так и живем.