Ночи дождей и звезд

– Их, должно быть, грызла обида.

– Что ж, деньги стали последней соломинкой, сломавшей спину верблюду.

– Ах, деньги! – улыбнулся Томас.

– Вообще-то, я с самого начала собиралась вернуть им долг.

– Разумеется, – пробормотал не слишком-то убежденный Томас.

– И я это сделала, – добавила она так, словно иначе и быть не могло.

Дэвид вскрыл письмо – первое от родителей за все это время. Он сидел с недоверчивым видом, читая о том, как они счастливы, как они горды получить приглашение на церемонию награждения его отца. Они даже выслали ему снимок приглашения, не забыв подчеркнуть, что оно выполнено методом тиснения на плотной карточке.

Знал Дэвид эти церемонии и эти награждения. Очередная ежегодная сходка бизнесменов, где все похлопывают друг друга по спине. Поощрение только за то, что заколачиваешь деньги. Не за подвиг, не за создание общественных благ, не за исследования, не за помощь нуждающимся. Нет, на таких церемониях принято поклоняться лишь золотому тельцу.

Мать, не переставая, писала про рассадку в ратуше, про дресс-код, про планировку банкетных столов. Она спрашивала Дэвида, скоро ли он приедет домой, успеет ли к награждению.

Ему стоило выдохнуть и ответить вежливым письмом, которое объяснит им: он не приедет. И да, лучше письмом, а не телефонным звонком. Иначе кто-нибудь из них точно устроит сцену.

Фиона же сходила в отель «Анна-бич» и отправила своей подруге Барбаре имейл в Дублин.

Я так рада, что ты мне написала, правда рада. Боже, ты бы видела, как здесь прекрасно, Барб! Счастлива, что мы выбрали именно это место. Катастрофа была ужасной, но люди здесь набрались мужества и каждого стараются приободрить. Шейн ненадолго уехал в Афины по работе, он вернется со дня на день. Я жду каждого прибывающего парома. Спасибо, что рассказала, как дела в больнице. Подумать только, эта корова Кармель – и старшая медсестра!

Напишу снова, как только определимся с планами.

С любовью,

Фиона

– Пришел факс для вашей подруги из Германии, – сказал мужчина на ресепшене, когда Фиона уже покидала отель.

Ну разве не удивительно, что вся деревня знала, кто с кем дружит!

– Я отнесу его к нам домой, – ответила Фиона.

К тому времени она уже хорошо ориентировалась в Айя-Анне, даже выучила короткие пути между разными концами деревни. Вскоре Фиона положила распечатанный факс на стол перед Эльзой со словами:

– Я бы прочитала, но тут все на немецком.

– Ага.

– Ты не собираешься его читать? Необязательно переводить его мне, – сказала Фиона.

– Я и так знаю, что там написано, – ответила Эльза.

– Ну просто экстрасенс, – удивилась Фиона.

– Там примерно следующее: «Возьми себя в руки, вернись туда, где должна быть, а должна ты быть в моей постели пару раз в неделю, и чтобы больше никакого самоуправства».

– Может, все совсем не так, – подбадривала ее Фиона.

– Хорошо, давай переведу… – Эльза взяла распечатку. – В любом случае письмо довольно короткое.

Дорогая Эльза!

Решение за тобой. Возвращайся ко мне, и мы будем жить вместе открыто, и все это увидят. Мы даже поженимся. Если тебе этого хочется. Я забросаю своего ребенка письмами и подарками, если это сделает тебя счастливой. Мы ведь созданы друг для друга, и оба это знаем. К чему эти игры? Пришли мне факсом как можно скорее свое «да».

С вечной любовью,

Дитер

В Чикаго Адони держал в руках письмо с греческой маркой. Если в нанявшей его дружелюбной семье итальянцев и считали странным, что из Греции ему никогда не писали, они об этом помалкивали. Он захватил письмо в мужской туалет и сел разбирать паучий почерк отца.

«Адони му» – так начиналось письмо с простым рассказом о яхте, сгоревшей на глазах у всей деревни, в то время как помощь не успевала прийти.

«На фоне этого все, когда-либо произошедшее, отошло на второй план», – писал его отец.