– Жизнь вообще несправедлива, Билл, – брякнул Томас и повесил трубку.
– Давай рассказывай, – произнесла Вонни, увидев лицо Томаса пару часов спустя.
Тот даже не шевельнулся в своем кресле, где просидел весь день. Весь день.
– Да ладно, Томас, ты что, снова угробил ребенку все настроение?
– Я уехал от него как можно дальше, дал ему свободно расти, сделал все, от меня зависящее. Вот вы бы что стали делать?
– Вернуться, заявить свои права на него, быть в его жизни.
– Ширли беременна, – мрачно сообщил Томас.
– Раз так, то теперь ты будешь нужен ему еще больше. Но нет, лучше вести себя благородно и отстраненно, разбивая ему сердце подаренной свободой, о которой он не просил.
– Вонни, вы лучше всех знаете, как трудно поступать правильно ради ребенка. У вас была целая жизнь на сожаления об этом. Вы должны меня понять.
– Знаешь, я теперь ненавижу эту фразу: «Ты лучше всех знаешь то или это». Почему именно я должна лучше всех знать?
– Потому что у вас отобрали ребенка и вы познали боль, о которой другие только догадываются.
– Томас, с такими, как ты, я быстро начинаю выходить из себя. Очень быстро. Да, я из другого поколения, мой сын – твой ровесник, но мне никогда не хотелось жалеть себя так, как ты. Тем более что у тебя уже есть решение. Ты любишь этого ребенка, и ты же, а не кто-то другой, отдаляешься от него.
– Вы не понимаете. У меня творческий отпуск.
– Никто не станет звонить в ФБР, если ты просто вернешься в свой родной город и захочешь увидеть сына.
– Если бы все было так просто, – вздохнул Томас.
Вонни направилась к двери, словно собираясь уйти.
– Ваша спальня там, Вонни, – мотнул он головой в сторону свободной комнаты.
– Сегодня я сплю с курами, – заявила Вонни. – С ними до странного спокойнее, они просто кудахчут, клекочут и не усложняют себе почем зря жизнь.
И она удалилась.
Фиона пришла поговорить о работе с мистером Лефтидисом, менеджером отеля «Анна-бич».
– Я могла бы присматривать за детьми постояльцев, пускай родители отдохнут. Знаете, я – квалифицированная медсестра, со мной они будут в безопасности.
– Вы совсем не говорите по-гречески, – возразил менеджер.
– Нет, но и большинство ваших гостей говорят по-английски. Даже немцы и шведы.
В вестибюле Фиона заметила Вонни: та сновала между полочками с сувенирами.
– За меня все скажет Вонни! – решила Фиона. – Она подтвердит, что на меня можно полагаться. Вонни! – позвала она. – Не могли бы вы сказать мистеру Лефтидису, что я подхожу для работы здесь?
– Работы кем? – коротко переспросила Вонни.
– Когда Эльза вернется домой, мне нужно будет где-то жить. Я спросила мистера Лефтидиса, можно ли мне работать здесь в обмен на питание, жилье и крохотное вознаграждение. – Фиона умоляюще посмотрела на пожилую женщину.
– Зачем тебе работа? Ты что, домой не собираешься? – Вонни явно не хотела много говорить.
– Нет, вы же знаете: я не могу уехать, пока не вернется Шейн.
– Шейн не вернется.
– Это неправда! Конечно же, он вернется. Пожалуйста, скажите мистеру Лефтидису, что на меня можно положиться.
– На тебя нельзя положиться, Фиона, ты врешь сама себе, что этот остолоп вернется!
Мистер Лефтидис, переводивший взгляд с одной на другую, словно на теннисном матче, решил, что с него достаточно. Он пожал плечами и ушел.
– Зачем вы так, Вонни? – В глазах Фионы засверкали злые слезы.
– Фиона, ты ведешь себя нелепо. Когда у тебя был выкидыш, к тебе все отнеслись по-доброму, с сочувствием. Но ведь ты уже оправилась. Ты должна понять: здесь для тебя нет никакого будущего, ты, как дура, ждешь человека, который никогда не вернется. Езжай в Дублин налаживать свою жизнь.
– Так жестоко и равнодушно… Я думала, мы хорошие знакомые… – произнесла дрожащим голосом Фиона.
– Тебе не хватает ума понять, что лучшей знакомой, чем я, у тебя не будет. Зачем мне помогать тебе устроиться в отель на это подобие работы, чтобы продлевать твои мучения? Ты разве выживешь в одиночку?
– Я не одна. У меня есть друзья: Эльза, Томас, Дэвид.
– Они все разъедутся по домам, и ты останешься тут одна, попомни мои слова.
– А даже если и так, то что? Шейн вернется за мной, что бы вы там ни думали. Теперь придется искать другое место, где я смогу жить и работать. – Фиона отвернулась, чтобы Вонни не видела, как она плачет.
– Вонни, тебе взять «Утреннюю славу»? – Андреас часто заглядывал в сувенирную лавку, чтобы угостить Вонни трехцветным мороженым из бакалеи Янни напротив.
– Нет, мне бы лучше бутылку водки и льда побольше, – пожаловалась она.
Андреас опешил. Вонни никогда не шутила по поводу своих запоев, а об алкогольном прошлом предпочитала помалкивать.
– У тебя проблемы? – спросил он.
– Ага. Я поцапалась со всей этой заморской молодежью. Буквально с каждым из них.
– Я думал, они тебе нравятся, да и они к тебе очень привязаны, – удивился Андреас.
– Не знаю, в чем дело, Андреас. Я как злобный хорек, и ничто в последние дни меня не радует. Меня раздражает каждое их слово.
– Это на тебя не похоже. Ты всегда стараешься поддерживать мир, сглаживать противоречия…