Ночи дождей и звезд

– Но только не сейчас, Андреас. Я как будто растревожена. Наверное, это из-за яхты и множества напрасных жертв все кажется бессмысленным. Все бессмысленно. – Она мерила шагами свою маленькую мастерскую.

– В твоей жизни много смысла, – возразил он.

– Да? В самом деле? Сегодня мне так не кажется. Как по мне, я просто глупая женщина, так и буду торчать вдали от родины, пока не умру.

– Вонни, все мы здесь когда-нибудь умрем. – Андреас был сбит с толку.

– Нет, ты не понимаешь: во всем этом есть какое-то ощущение никчемности. Много лет назад такое же чувство заставило меня пойти в верхние кварталы и набраться раки до потери сознания. Андреас, мой добрый друг, не дай мне снова ступить на этот путь.

Он положил руку ей на плечо:

– Ну конечно не дам! Ты так упорно выбиралась из этой ямы. Никто не позволит тебе снова упасть.

– Но до чего же моя жизнь бестолкова, раз за мной нужен глаз да глаз, раз меня нужно спасать и оберегать! Мне кажется, пока я рассказывала свою историю этим юнцам, я осознала всю свою глупость и эгоистичность. И поэтому мне вдруг захотелось напиться и забыться.

– Обычно ты забываешь свое горе, помогая другим людям. Так ты помогаешь еще и себе. За это тебя и любят.

– Если и так, то этот фокус больше не работает, и вообще, я больше не хочу никому помогать, хочу все это вычеркнуть. Да и люди меня больше не любят. Такое чувство, что все от меня шарахаются и бегут за сотню километров.

Андреас принял внезапное решение:

– Вонни, не откажешь в помощи? Мои руки совсем плохи, не могла бы ты пойти со мной и помочь мне с долмадес?[15] Эти старые пальцы уже не гнутся, попробуй тут затолкать начинку в виноградные листья. Прошу, давай закрывай свою лавку, и пойдем со мной в таверну. Сделай мне одолжение, хорошо?

– И конечно, у тебя там полно кофе и мороженого, чтобы я и думать забыла о дьявольском спиртном, – слабо улыбнулась она.

– Конечно. Таков мой план, – ответил Андреас, и они вместе вышли за дверь.

Томас сбежал вниз по выбеленной лестнице, ведущей на улицу, но, должно быть, не заметил их, раз даже не поздоровался.

В полдень друзья снова сидели в ресторанчике в гавани и обсуждали Вонни.

– Ее нападки на меня понять я еще могу, ведь, честно говоря, многие люди плохо воспринимают Шейна, – задумалась Фиона. – Но с вами-то что не так? Бред какой-то.

Все на минуту задумались.

– Со мной все и так понятно, – сказала Эльза. – Я для нее чуть ли не шлюха, которая шантажом гонит бедного, невинного парня под венец.

– Он что, согласился? – спросил Томас.

– Да, но все гораздо сложнее. А на тебя она почему накинулась? – сменила тему Эльза.

Томас задумчиво потер подбородок:

– Честно говоря, не знаю, что ее во мне так раздражает. Но она все время повторяет: у меня есть выбор в ситуации с моим сыном, а у нее – не было. Хотелось сказать, что я-то, по крайней мере, не стал топить свой разум в стакане с вином, как она… Но не обижать же ее! Я просто хотел, чтобы Вонни признала, что я пытаюсь поступать ответственно.

– Ты ведь знаешь, у нее есть причины для зависти, – попытался заступиться за Вонни Дэвид. – Если бы ей разрешили увидеть сына, она ни перед чем бы не остановилась. Должно быть, ее злит понимание, что она сама виновата в их разлуке.

– Ты слишком добрый, Дэвид, – покачала головой Фиона. – Вонни ведь и на тебя напустилась с таким же остервенением.

– Да, но это потому, что она не понимает, не знает, что за люди мои родители. Я перечитывал мамино письмо много раз и не нашел ни намека на то, что мой отец будто бы болен…

– Но, Дэвид, за что именно она на тебя обозлилась? – спросила Эльза.

– За то, что я назвал Андреаса замечательным, а его сына – эгоистичным, потому что тот не вернулся помочь ему с таверной. Она считает, я возвысил Андреаса на какой-то пьедестал и что у меня много общего с Адони: якобы я тоже остаюсь в стороне и отказываюсь помогать отцу. Но это, конечно, совсем другое! – Оглядев сидевших за столом друзей, Дэвид понял по их лицам, что, возможно, у них с Адони и правда есть что-то общее. – Меня ждет Мария, у нас урок вождения, – произнес он немного натянуто и направился к дому, где с порога ему махала рукой одетая в черное молодая вдова.

Дэвид уже кое-как научился общаться с ней на ломаном греческом. Разговор шел нескладно, но ему удалось понять, что Марию печалит его скорый отъезд. Оказалось, Вонни сообщила ей, что в Англии у Дэвида отец и он очень болен.

– Нет! – вскричал Дэвид. – Он здоров! С ним все хорошо!

– Вонни сказать, ты звонить дом, – возразила Мария.

Даже вполне англоязычным друзьям Дэвида временами трудно его понять, а объяснить что-то Марии было почти невозможно.

– Не звонить дом, – запинаясь, пробормотал Дэвид по-гречески.

– Яти? – спросила она; это греческое слово означало «почему?».

Дэвид не нашелся с ответом.

Вонни аккуратно завернула виноградные листья вокруг маленьких порций риса и кедровых орешков. Она была очень молчаливой.

Андреас смотрел на нее из-под больших густых бровей. Он понимал ее беспокойство. Сейчас Вонни нервничала и тревожилась точно так же, как много лет назад, прежде чем удариться в первые кошмарные запои.