— Товарищ майор, покорнейше докладываю, что арестованный прибыл.
— Введите!
Послышался какой-то странный стук и шарканье. Хайагош оглянулся. В комнату вошел человек на костылях, даже не взглянув на Хайагоша, остановился. Сорвав с головы шапку, застыл по стойке «смирно»:
— Господин майор, арестованный Маркович покорнейше докладывает…
— Замолчите. Вы знаете этого человека? Посмотрите на него внимательно.
— Я со спины его сразу узнал. Это Пал Хайагош, владелец вязальной мастерской в Маргитвароше.
Хайагош с облегчением вздохнул: это был его приятель, которому он делал столько добра. Уж кто-кто, а Маркович его не подведет.
— Повторите свое показание!
Маркович повернулся к Хайагошу и, глядя ему в глаза, выпалил:
— Пал Хайагош давал деньги членам движения хунгаристов. Он был их доверенным человеком, дружил с бургомистром Сантоди-Чукашем, который со своей стороны тоже поддерживая эту националистическую организацию. Больше того, он числился в списке секретных агентов партии.
— Увести арестованного!
Маркович поклонился и, с трудом переставляя костыли, вышел.
— Ну, сколько свидетелей должны вас уличить, господин Хайагош? — торжествовал майор. — Жена Абеля рассказывала, что, когда ты пришел к ним, дом их уже был окружен полицией. Так, значит, доносчик — ты! Ты привел жандармов к дому Абеля! Ты присутствовал при мнимом самоубийстве Абеля! Мы разгадали все твои грязные трюки!
Хайагош побелел как полотно. Встал. До него только сейчас дошло, что теперь надеяться ему не на что. И все же, подняв голову, он решил испытать последнее средство.
«А вдруг поможет Магда Ач, — мелькнуло в голове у Хайагоша. — У Магды был какой-то друг из подпольщиков, а он, Хайагош, всегда уважал и ценил Магду. Если майор знал Абеля, то, значит, он должен знать и…»
— Товарищ майор, я пошел тогда к Абелю, чтобы предупредить его, спасти…
Майор грубо оборвал его:
— Что?! Я тебе не товарищ!
— Воды! Стакан воды! — попросил майор, опускаясь на стул.
Солдат, который привел Хайагоша на допрос, принес майору воды. Он же вывел Хайагоша из кабинета.
В камере Хайагош увидел Марковича. Пока не ушел солдат, одноногий стоял по стойке «смирно». Когда же дверь захлопнулась, он сел на нары, приставив костыли к стене.
— Снова была атака? — проговорил одноногий и дружески подмигнул Палу.
Хайагош не верил своим ушам.
«И эта свинья еще смеет смотреть мне в глаза! Ему следовало бы надавать по морде, да руки марать не хочется…»
— С такой сволочью, как ты, Маркович, я и разговаривать-то не желаю, — дрожащим от возмущения голосом выговорил Пал.
— Не нужно так ерепениться, начальник! — скривив рот, сказал одноногий. — Я ни одного слова неправды не сказал. Давали вы деньги хунгаристам? Давали. И нечего обижаться.
Маркович замолчал. Чувствовалось, что он хотел что-то сказать, но колебался. Наконец он решился.
— Будем откровенны! — начал он. — Меня, инвалида Марковича, уважаемый господин Хайагош, надеюсь, не заподозрят в убийстве. Нилашистом я был, не отрицаю, но про меня ни одна душа не скажет, что я кого-то выдал или продал. Оружия в руки я никогда не брал. Я затем все это говорю, чтобы вам, господин Хайагош, была ясна ситуация.
Хайагош отвернулся к стене. Чего ему теперь ждать? Только виселицы. В лучшем случае — ссылки.
«А вот этот настоящий венгерский фашист выживет. Я затем все это говорю, чтобы вам, господин Хайагош, была ясна ситуация!» Слова-то какие придумал. Хайагошу хотелось подойти к Марковичу и задушить его.
Несколько дней ни Хайагоша, ни Марковича никуда не вызывали. Наконец однажды Хайагоша снова вызвали на допрос.
— Ну, Хайагош, вывели вы меня прошлый раз из себя, — спокойно начал майор. — Надеюсь, теперь вы поняли, что со мной шутки плохи. Надеюсь, вы осознали, что отпираться нет никакого смысла. Так вот, садитесь-ка к столу. Бумага и ручка перед вами. Пишите все как было, кто вас завербовал в гестапо, с кем вы поддерживали связь, как предали Абеля. Если будете откровенны, сохраните себе жизнь.
Хайагош сел за стол, обмакнул ручку в чернила, уставившись неподвижным взглядом на чистый лист бумаги. Потом не без труда написал: «Показание Пала Хайагоша». Что писать дальше — он не знал.
Перед глазами встала фигура Абеля, которому в июле месяце он давал деньги на подпольную работу. Когда ночью жандармы ворвались в дом Абеля, тот не выдержал и застрелился. Перед этим Абель в ресторане «Урания» встретился с Сантоди-Чукашем, который назвал его большим мерзавцем. Той же ночью он, Хайагош, пошел к Абелю, чтобы предупредить его, но было уже поздно: жандармы напали на след Абеля, и тот застрелился, а его, Хайагоша, забрали в гестапо и увезли на гору Чиллаг. Там пытали, потом выпустили, так как он действительно ничего не знал о подпольной работе Абеля. Деньги он давал ему, но давал взаймы, у него даже сохранились расписки Абеля. Может быть, когда он попал в гестапо, за него замолвил словечко Сантоди-Чукаш? Это вполне возможно…
Но разве он сможет все это изложить на бумаге, если у него подкачала грамота?