Ночи становятся короче

Хайагош с жалостью посмотрел на измученную, высохшую от болезни жену. Дочь Эви спала на другой кровати. Ей было жарко, и она высунула одну ногу из-под одеяла. Хайагош невольно подумал, как не повезло его дочери с замужеством. Муж ее, адвокат Кёфалви, был хорошим парнем. Когда Кёфалви женился на Эви, отец с облегчением вздохнул: теперь не нужно было бояться, что дочь принесет ему незаконнорожденного. Первый ребенок родился мертвым, а второй осенью погиб во время бомбардировки.

«Конечно, хорошо иметь внуков, но… пришла похоронная, в которой сообщалось, что доктор Кёфалви погиб, защищая родину… Вот и осталась бы сейчас Эви с двумя детьми. А кому нужна вдова с двумя малыми детьми, да еще в такое время… А сейчас она вроде бы девочка… Хорошо бы снова выдать ее замуж…»

Пожелав жене спокойной ночи, Хайагош пошел в холл, где он, по обыкновению, спал на кожаном диване. Мысли увели Хайагоша к Каролинке.

«Глупости, — подумал он, — нет никакого смысла снова начинать то, от чего с трудом освободился».

Время, проведенное в мастерской во время осады города русскими, несколько отдалило его от Каролинки. А однажды ночью, когда Хайагош сидел в дебреценском подвале, он решил, что никогда больше не будет изменять жене, если выберется на свободу. Но… Жизнь снова забила ключом…

Хайагош встал, оделся и, крадучись, вышел в коридор.

А жена Хайагоша все еще лежала с открытыми глазами. Затаив дыхание, она стала прислушиваться к шагам мужа. Дверь из спальни была немного приоткрыта, и она явственно слышала шарканье шлепанцев мужа. Всего пять-шесть шагов. Именно столько шагов нужно сделать, чтобы дойти до двери комнаты, где спала Каролинка. Вот уже десять лет, как она, законная жена, знает о шашнях мужа с горничной и терпит. Но что она может сделать, парализованная, больная.

«…А что, если жена услышит!.. — думал Хайагош. — Скажу, что выходил подышать свежим воздухом, много выпил…»

Вернувшись к себе в комнату, он нырнул под одеяло и быстро уснул.

А утром он почувствовал себя совсем другим: каким-то обновленным, смотрел на людей иначе, чем вчера. Подсознательно он чувствовал, что все это происходит с ним от сознания обретенной власти. Его собственные слова и поступки стали казаться ему более важными и весомыми, чем слова и поступки других людей. Он даже ходить стал как-то смелее, решительнее, больше смеялся, чем раньше.

В голове появилась мысль, что в партии мелких хозяев очень мало людей, которые прошли через пытки гестапо, как это было с ним, которые по-настоящему сотрудничали бы с коммунистами, которые по-настоящему оказывали бы сопротивление хортистскому режиму. К мнению Хайагоша прислушивались даже государственные деятели, он вел переговоры по важным вопросам с Фюлепом. И он, Пал Хайагош, никогда не забудет, чем он обязан этому человеку.

«…Не может быть, чтобы жена слышала, как ночью он ходил к Каролинке, ведь она никогда ничего не замечает. Доброе сердце у бедняжки», — с этими мыслями Хайагош проснулся утром. Во рту появилась горечь. Он вылез из-под одеяла, прокашлялся и с видом нашкодившей собаки поплелся к жене.

По глазам женщины было заметно, что ночью она плакала.

— Почему ты не разбудила меня, не сказала, что тебе плохо. Сколько раз я говорил тебе, что, если плохо почувствуешь себя, немедленно буди меня, — залепетал Хайагош и, наклонившись, поцеловал ее. Чувствуя, что жена все знает, ему вдруг до боли в сердце стало жаль эту прикованную к постели женщину.

Скоро в спальню вошла Каролинка. Девушка так и светилась здоровьем и молодостью. Она приветливо поздоровалась, очаровательно улыбнулась, поправила подушку под головой у больной, навела в спальне порядок. Причем все это она делала с настроением. Хайагошу стало не по себе, и он вышел из спальни.

Поев ветчины, Хайагош немного успокоился. В голову снова пришла мысль о новом замечательном лекарстве, с помощью которого можно вылечить любую болезнь. Благодаря ему спасли Черчилля от воспаления легких. И это лекарство — пенициллин. Радаи сейчас бургомистр и сможет достать что угодно. С помощью пенициллина наверняка удастся вылечить Иду. Мысль о том, что недуг жены будет побежден и что спасителем ее будет не кто-нибудь, а он сам, вытеснила из души Хайагоша мрачные мысли. На очередное утреннее заседание в совет он пошел с легким сердцем.

На улице Петефи два вооруженных автоматами полицейских сопровождали на работу арестованных. Одеты полицейские были кто во что, однако это нисколько не роняло их авторитета, потому что на груди у них висели автоматы как символ высшей власти.

Хайагош с любопытством разглядывал арестованных, ища глазами, нет ли среди этих бледных, с осунувшимися лицами людей знакомых.

И вдруг увидел Сантоди-Чукаша. Нет, Хайагош не ошибся. Это был действительно он, еще недавно полновластный хозяин целого города Сантоди-Чукаш. И вот теперь он плелся с арестованными по одной из главных улиц города на виду у всех прохожих, которые с удивлением и ужасом смотрели на него.