Вернемся к книге, там есть момент, когда Картрайт понимает, что его дочь, Дженни, которой он поручил перепечатать свой кинодневник, возможно, знает о нем гораздо больше, чем он сам знает и помнит о себе, и более того – она совсем иначе смотрит на события, описанные им же. То есть, выражаясь фигурально, пока он подсчитывал передачи, она увидела ту самую гориллу, шагающую по страницам его кинодневника.
На этом приеме – неуверенности и постоянном ощущении ускользания фактов – построен роман.
Обычно ненадежный рассказчик умышленно чего-то недоговаривает, а иногда и вовсе врет и подтасовывает факты. Макэлрой выворачивает эту формулу наизнанку. «Смотровой картридж» – роман о том, как ненадежный рассказчик сам мучительно осознает свою ненадежность.
Главная героиня романа, Кейс Поллард, – специалистка по брендам. У нее дар: ей достаточно лишь взглянуть на логотип компании, чтобы понять, будет ли он популярным или, наоборот, принесет убытки. В каком-то смысле Кейс – камертон крутости, она всегда знает, что именно модно сейчас, что будет модно завтра и почему; она настолько чувствительна к стилю, что при виде плохих логотипов ее физически тошнит.
В основе сюжета – авангардный фильм, суть которого сводится к тому, что никто не может увидеть его целиком. Его автор – некий анонимный режиссер, Кубрик-самоучка, выкладывает в сеть лишь короткие фрагменты, а сколько их, каков их канонический порядок и есть ли он вообще – не знает никто. Вокруг выложенных фрагментов возникают дискуссии и плодятся группы фанатов, стремящихся разгадать замысел автора. Фанаты разбиваются на две фракции, первая – «сборщики». «Эти ребята уверены, что найденные фрагменты представляют собой части еще не снятого фильма, которые автор выкладывает в сеть по мере их завершения»[28]
.«Их противники – фракция “разбивщиков”, составляющая крикливое меньшинство. “Разбивщики” придерживаются иного мнения. Они убеждены, что фильм уже отснят и смонтирован, а фрагменты вырезаются из готовой ленты и подбрасываются в произвольном порядке».
На сайте, посвященном фильму, все время кипят дискуссии, а появление каждого нового фрагмента вызывает очередной взрыв конспирологических теорий.
На поиски автора фильма и отправляется Кейс Поллард. Тут Гибсон верен себе: герои у него часто отправляются на поиски вещей на первый взгляд незначительных: штанов, шкатулок или фильма – вещей, которые обретают ценность лишь в руках у ценителя/эксперта. «Распознавание» – роман о вкладывании смыслов. Автор вместе с героиней пытается ответить на вопрос: что именно определяет вещи – их функциональность или же смыслы, привнесенные извне (интерпретации, реклама)?
Вопрос на самом деле ужасно интересный. Экстраполировать его можно куда угодно – хоть на литкритику, хоть на современное искусство. Вот, скажем, авангардный фильм: имеет ли он ценность сам по себе? Или же он всего лишь информационный мыльный пузырь, наполненный исключительно грамотной маркетинговой стратегией автора и поддерживаемый фанбазой?
Вообще, конечно, считать Гибсона только фантастом – большая ошибка; он шире – он постмодернист, и все его романы, если отсечь лишнее, – об отношениях вещей/людей и навязанных смыслов. Вот и «Распознавание образов» – книга о PR-симулякрах, об отношениях между фактами и постправдой, если хотите. Недаром одна из самых важных реплик здесь – это слова директора рекламного агентства Бигенда: «Подумайте, ведь сегодня реклама товара требует гораздо больше творческих ресурсов, чем его производство».
И вот вопрос: почему роман, если он настолько богат идеями и злободневен, был так холодно встречен?
Моя версия: он оказался в тени предшественника. За пять лет до него появилась «Гламорама» Брета Истона Эллиса – великий роман-перформанс о логотипах, моде и безумии. И если посмотреть внимательно, то станет ясно, что обе эти книги, в сущности, об одном и том же: о поиске настоящего в мире, где все покрыто радужной пленкой рекламы и PR-технологий, и о попытках эту самую пленку прорвать.
Странно вот что: Гибсон в своем романе как будто не замечает Эллиса. Не спорит с ним и не соглашается, не опирается на него, не цитирует – наоборот, отчаянно делает вид, что «Гламорамы» вовсе не было. Это как если бы кто-нибудь сегодня попытался создать роман о китобоях, одержимости и белом цвете, но написал бы его так, словно «Моби Дика» не существует. Идея отважная, но, скорее всего, обреченная на провал.