– Вы помните, как после инцидента рассказывали человеку, с которым вы разговаривали в отделении полиции, что этот мужчина выглядел как турист или альпинист?
– Никогда! – сказала она.
Губы Даниэля тронула легкая улыбка.
– Вы этого не помните?
– Я знаю, что этого не говорила.
Она нахмурилась и прикусила губу.
Даниэль попросил разрешения показать ей протокол. Он казался спокойнее и увереннее в себе, чем в начале процесса. То, что Рэй Кларк возглавил команду защиты, сняло с плеч Даниэля изматывающее напряжение. Он передал протокол Софи и указал на третий абзац внизу.
Она внимательно прочитала.
– В первом предложении я сказала: «От него пахло дубленой кожей», но всего остального я не говорила.
В протоколе же стояло ее заявление, что нападавший был одет как «турист или альпинист». Даниэль снова спросил ее, не вспомнила ли она, и Хэлпин ее перебил, сказав:
– Извините, миссис Дикман уже указала, что она ему об этом не говорила!
– Я разрешаю вопрос, протест отклоняется. Вы говорили это или нет? – спросил ее судья.
– Нет, не говорила, – повторила она.
– Тогда протокол неверен.
– Эта строчка есть.
Рассказывала ли она детективу Корригану, что напавший на нее не был латиноамериканцем, спросил Даниэль.
– Не знаю, так ли я сказала.
Он обратил ее внимание на второе предложение второго абзаца.
– Напомнит ли это вам о том, что вы сказали полицейскому – о том, как вы в то время сказали полицейскому, что этот мужчина не латиноамериканец?
– Ну, я не помню, как я сказала в то время – но я сказала, что он не был черным, уроженцем Востока или латиноамериканцем.
– Хорошо, – сказал Даниэль, получив то, что хотел. Салерно, Каррильо и Хэлпин – все знали, что у Дикман очень плохое зрение, и хотели, чтобы она как можно скорее сошла с трибуны: для обвинения она была не лучшим свидетелем.
Даниэль перешел к банкам с газировкой, которые она обнаружила в холодильнике и на полу на задней террасе. Он знал, что на них не было никаких отпечатков, и спросил ее, лежали ли они там до инцидента.
– Нет, – сказала она.
Затем он спросил ее о собрании общины в Монтерей-Парке, на которое она пришла, и о том, выступала ли она там, на что она снова ответила отрицательно. Он хотел знать, передавали ли на собрании по рядам фоторобот, который она помогла составить. Она сказала, что передавали. Даниэль улыбнулся.
– А описание под ним совпадало с вашим описанием?
– Я не помню, – сказала она ему.
Дорин беспокойно заерзала на стуле.
– Ясно, что Дикман описала кого-то другого, а не Ричарда, но не хотела этого признавать, – скажет позже Дорин.
Даниэль напомнил Софи, что вначале она говорила ему, что на распространявшейся на собрании в Монтерей-Парке листовке было описание, которое дала она.
– Ну, – сказала она, – я не помню, чтобы я вам это говорила, но если говорила, значит, говорила.
Поскольку ее показания были подвергнуты сомнению по нескольким пунктам, Даниэль вскоре закончил и снова вернул миссис Дикман в распоряжение Хэлпина, который стремился исправить ситуацию. Он вернулся к опознанию, и она сказала, что у нее не возникло сомнений, что Ричард Рамирес был тем мужчиной, который изнасиловал ее и украл ее драгоценности и надругался над ее достоинством.
– Насколько близко вы подошли к нему в то время [опознания]?
– Я поднялась на сцену, прошла мимо него и вернулась обратно. Всего в полуметре от него.
– Вы можете хотя бы приблизительно представить, как это описание альпиниста пришло кому-то в голову?
– Я не могу представить, – сказала она с легким возмущением.
Он показал ей еще одну листовку с подозреваемым Ночным охотником, к которой, по ее словам, она не имела никакого отношения. Хэлпин положил ее так, чтобы ее могли видеть присяжные. Даниэль выразил протест против того, чтобы присяжным показывали этот другой или фоторобот без признания его в качестве доказательства. Судья с ним согласился, и Хэлпин положил листовку в свою папку.
Хэлпин спросил, почему, впервые увидев фотографию Ричарда на экране телевизора, она не позвонила в полицию.
– Во-первых, это были вечерние новости в одиннадцать часов. Во-вторых, я просто подумала, что они знают, что делают. Это их работа. Они не нуждаются в моих подсказках.
Даниэль еще задал ей вопросы о том, сколько раз перед опознанием она фактически видела фотографию Ричарда.
Ричард ненавидел Хэлпина. Он считал его воплощением всего самого несправедливого в юридической системе. Ему часто снился Хэлпин, и во сне он видел его с торчащими из макушки рогами, как у дьявола.
Присяжная запасного состава Синтия Хейден переживала из-за попадания в жюри: осталось представить всего пять дел, и суд подходил к концу. Тем не менее в глубине души она знала, что место в жюри ей предопределено. Она просто хотела, чтобы это случилось поскорее.
Когда в понедельник она вместе с другими заместителями и присяжными вошли в зал суда, Ричард уже сидел за столом защиты. Он пристально без эмоций уставился на нее своими черными глазами. От его взгляда у нее по спине забегали мурашки.