Викки принялась раскачиваться на месте вне себя от ярости и злости на этого ублюдка, который так низко поступил с ее кузиной. Бедняжка Беа! Что ей пришлось пережить! Викки не знала, что говорить. Как реагировать. Она тяжело задышала, ей вдруг захотелось вмазать кулаком в стену, что угодно, лишь бы избавиться от переполнявшей ее жуткой смеси ужаса и вины.
Офицер Алами протянул к ней руку. Викки ее оттолкнула, пронзительно воскликнув:
– Вы должны были найти Беа раньше! Какого черта он от нее хотел?!
– Мисс Боден, вам нужно успокоиться. Не забывайте, что мы в больнице.
Алами говорил очень спокойно, очень ласково, и Викки уступила. Он был совершенно прав. Она сделала несколько медленных глубоких вдохов, чтобы унять дикую боль осознания всего этого кошмара.
– Кто знает, что он хотел? Денег? Секса? Красивая богатая англичанка. Он был авантюристом, а ей просто не повезло.
– Не повезло? Только представьте себе, какого ужаса она натерпелась, оказавшись в той жуткой ловушке! – Голос Викки сорвался, когда она все это представила: длинные ночи, холодные и темные.
Беа, наверное, казалось, что ее никогда не спасут. Ну ладно, сломанная лодыжка со временем заживет, а вот как залечить эмоциональные травмы? Когда действие лекарств начнет проходить, как она с этим справится?
Викки сумела взять себя в руки и произнесла уже более твердым голосом:
– Итак, вы собираетесь его найти? Того мотоциклиста? – (Алами опустил глаза, после чего как-то странно посмотрел на Викки.) – Что?
– Вряд ли мы хоть когда-нибудь сумеем его опознать. Беатрис совершенно не помнит, как он выглядел. Он был в шлеме, нижняя часть лица замотана шарфом для защиты от песка. По крайней мере, он это так объяснил Беатрис. И она понятия не имеет, какой марки был его мотоцикл.
– Ну да. Она в этом совсем не разбирается.
– Мне очень неприятно говорить вам это, однако прямо сейчас у нас есть другой повод для беспокойства.
– Что вы имеете в виду?
Алами тяжело вздохнул – похоже, сомневаясь, стоит ли ей говорить, но в конце концов все же произнес:
– Патрис Калье ухитрился сбежать из больницы, пока ждал рентгена ноги. Он ушел, мы сами не можем понять, каким образом, когда полицейские занимались бумажной работой.
– Вы хотите сказать, что он просто-напросто проковылял прочь.
Алами кивнул.
Оглушенная страшным известием, Викки в ужасе рухнула на единственный стул в коридоре.
Когда она пришла в себя, Алами объяснил, что Викки с Беатрис будут находиться под постоянной охраной двадцать четыре часа в сутки, и, куда бы они ни пошли, за ними будет следовать телохранитель.
Викки тяжело сглотнула и изумленно покачала головой:
– Так вы хотите сказать, что прямо сейчас Патрис преспокойно разгуливает на свободе?
– Сомневаюсь, что он будет слишком долго ошиваться где-то поблизости. Если вам, конечно, от этого станет легче. И не стоит забывать, что он все-таки ранен. Ему в любом случае далеко не уйти.
Викки промолчала, обдумывая слова полицейского. А затем в ярости вскочила, чувствуя выброс адреналина в крови:
– Мне действительно от этого не легче. Это просто уму непостижимо!
Дав выход своему гневу, она вспомнила о Томе и спросила, где он остановился.
– Если хотите, я могу вас туда отвести.
– А как насчет тела Джимми? Вы его нашли?
– Боюсь, расследование в этом направлении замерло. Мы примерно представляем, где тело держали до того, однако все указывает на то, что его переместили.
Викки снова покачала головой:
– Если не считать того, что удалось найти Беа, причем благодаря моей тете Элен, а вовсе не чертовой полиции, мы откуда ушли, туда и пришли. Фрида мертва, и никто не знает причины смерти. И не исключено, что и Патрису Калье убийство сойдет с рук.
Глава 48
Заглянув к Мадлен, Клеманс открыла ставни, а также окно и сразу поняла, что с матерью что-то не так. Надия оставила для Мадлен завтрак на столике в маленькой гостиной, тем не менее старушка почему-то осталась лежать в постели. В чем не было ничего необычного, но в комнате стоял странный запах. Пахло ацетоном и перезрелыми фруктами. Мочой. Тошнотворный, отвратительный запах. Оглядевшись, Клеманс поняла, что амбре исходит от матери и гнилого яблока на полу. Мать, должно быть, прятала его под одеялом, а теперь оно выкатилось оттуда.
Мадлен лежала смертельно бледная, волосы, кожа были абсолютно белыми, сливаясь с подушкой.
– Маман! – Клеманс подняла костлявую руку матери, чтобы проверить пульс.
Пульс был, но крайне слабый и неровный.
Веки Мадлен дрогнули, она едва слышно проронила:
– Я хочу домой.
– Маман, я здесь. И мы обе дома.
– Нет. Домой.